Брет Эллис - Ампирные спальни

— Ты занял деньги у Рипа, чтобы расплатиться с Блэр? — спрашиваю. — И что потом?

— Я занял у него только часть суммы, — говорит. — Но не в деньгах дело. Для Рипа это только повод. Деньги тут ни при чем. — Интонация почти насмешливая.

— Ты мне соврал, сказав, что не общаешься с Блэр, — говорю. — Соврал, что вы с июня не разговариваете, а я поверил.

— Я знаю. Вышло по-идиотски. Потом ругал себя. Прости.

Перехожу в ванную. Пытаюсь причесаться. Рука дрожит так, что щетка выпрыгивает.

— Я не хотел с тобой ссориться, — говорит.

— Есть еще одна вещь, — говорю. — Она меня мучает.

— Какая?

— Зачем было знакомить меня с Рейн, если…

Джулиан перебивает, будто знает конец вопроса.

— Ты не вчера родился. Прекрасно представляешь себе, как делаются дела в нашем городе. Проходил через это. — Затем голос его смягчается. — Просто я не знал, что тебя так сильно накрыло из-за Меган Рейнольдс, а когда узнал, что-либо поменять было уже поздно.

— Бла-бла-бла… Я другого не понимаю: если ты знал, что у Рипа из-за Рейн так сорвало крышу, зачем было… — Стоим с ним лицом к лицу, но посмотреть ему в глаза не могу, силой себя заставляю. — Зачем было подставлять меня под удар? — спрашиваю. — Подкладывать ее под меня, прекрасно понимая, какой будет реакция Рипа? Подкладывать ее под меня, когда ты сам думал, что с Келли, скорее всего, разделался Рип?

— Клэй, я никогда не думал, что с Келли разделался Рип, — говорит. — Мало ли слухов ходит…

— Ты попросил ей помочь, и я откликнулся, но, как выясняется, чуть не поплатился за это жизнью, на что тебе, Джулиан, глубоко плевать.

Мои слова выводят Джулиана из равновесия: он сжимает губы, повышает голос.

— Слушай, клево, конечно, что ты меня выручаешь, но откуда эта навязчивая идея, будто Рип причастен к убийству Келли? Ты что-нибудь знаешь? У тебя есть доказательства? Или опять сочинил по обыкновению?

— Сочинил?

— Брось, Клэй, — говорит, и передо мной совершенно другой человек. — Тебе самому-то не надоело? Это уже даже не смешно. Мозги засираешь мастерски, ага, но для кого ты хоть раз что-нибудь сделал? — спрашивает искренне. — Одни обещания, в лучшем случае пробу устроишь, но сколько же можно врать?

— Джулиан, тормози…

— Как выяснилось, ты и впрямь ни для кого ничего не делаешь, — говорит. — Кроме себя. — Это он произносит почти с нежностью, что вынуждает меня наконец отвернуться. — Строишь из себя… — Пауза. — Уже даже не смешно. — Еще одна пауза. — Уже даже, в общем-то, стыдно.

Усмехаюсь, чтобы разрядить обстановку и не спугнуть его раньше времени.

— Что смешного? — спрашивает.

— Похоже, у меня неплохо получается, — говорю, — то, что я из себя «строю».

— Почему ты решил?

— Потому что ты купился, — говорю.

— Я и правда не думал, что ты в нее по-настоящему влюбишься.

— Это почему же?

— Блэр говорила, что ты неспособен на сильные чувства.

— Сам поведешь? — спрашивает Джулиан, пока мы спускаемся на лифте в гараж. — Или лучше я?

— Нет, я могу, — говорю. — Не передумал ехать?

— Нет, — говорит. — Хочу уже скорее отделаться.

— Уступи ему ее, — шепчу.

— Мы сегодня уезжаем, — говорит.

— Куда?

— Так я тебе и сказал.

Выехав на Сансет, я то и дело посматриваю в зеркало заднего вида, а Джулиан сидит на переднем сиденье и строчит кому-то CMC (надо полагать, Рейн), и я то включаю, то выключаю радио, но он не обращает внимания, и потом мы проезжаем Хайленд-авеню, и песня Eurythmics постепенно мутирует в голос, рассказывающий о продолжаюшихся подземных толчках после землетрясения, случившегося, оказывается, прошлой ночью, и я вынужден опустить все стекла и трижды съезжаю на запасную полосу, чтобы унять мандраж (мне повсюду слышатся полицейские сирены), и, когда за нами пристраиваются два черных «эскалейда» [83] Модель «кадиллака», внедорожник. , я смотрю в зеркало заднего вида уже не отрываясь, а когда съезжаю на запасную полосу в последний раз (прямо напротив купола «Синерамы» [84] Cinerama Dome — кинотеатр в форме полусферы, построенный специально для демонстрации широкоэкранных фильмов. ), Джулиан наконец спрашивает: «Что случилось? Почему ты все время останавливаешься?» — и на пересечении бульваров Сансет и Голливуд я бесстрастно улыбаюсь ему — мол, не о чем волноваться, — и ярость, душившая меня в квартире, окончательно утихает, и теперь, сворачивая на Хиллхерст-авеню, я чувствую себя лучше.

Сразу за Франклин-авеню — здание, окруженное эвкалиптами, и, пока Джулиан выходит из «БМВ», всматриваясь в него, я получаю CMC «не выходи из машины», а когда он оборачивается и смотрит на меня за рулем, наши глаза встречаются. Черный «эскалейд» тормозит прямо за «БМВ», освещая нас фарами. Джулиан наклоняется к открытому окну пассажирской двери.

— Ты не идешь? — спрашивает и затем щурится на свет, бьющий сквозь заднее стекло, пока фары не гаснут, и тогда он снова фиксирует взгляд на мне, а я смотрю на него не мигая.

За спиной Джулиана три мексиканских парня вылезают из машины в крут света от уличного фонаря.

Раздраженно глянув в их сторону, Джулиан снова поворачивается ко мне.

— Клэй?

— Сдохни, тварь.

В ту же секунду Джулиан вцепляется в дверцу, которую я уже запер, и на миг просовывается через окно в салон, оказываясь совсем рядом с моим лицом, но парни его оттаскивают, и потом он исчезает так быстро, будто его вообще не было.

На Фаунтен звонит телефон, и я останавливаюсь на запасной полосе сразу за Хайленд. Доставая мобильник, замечаю, что мое сиденье пропитано мочой, и, хотя номер входящего звонка заблокирован, я знаю, кто это.

— Кто-нибудь видел, как ты его сюда вез? — спрашивает Рип.

— Рип…

— Никто не видел, так? — спрашивает. — Никто не видел, как ты его сюда вез, так?

— Что теперь со мной, Рип?

Злорадный оскал молчания. Сделка, скрепленная тишиной.

— Хорошо. Свободен.

Рейн с воплем падает в мои объятья.

— Ты отвез его туда, — кричит, — ты его отвез?

Прижимаю ее к стене, захлопывая дверь ногой.

— За что ты меня ненавидишь? — кричит.

— Рейн, тсс-тсс-тсс, все хорошо…

— Что ты делаешь? — кричит, пока я не закрываю ей рот ладонью.

Потом я валю Рейн на пол и стаскиваю с нее джинсы.

— Ты столько раз могла меня раскусить, — шепчу ей в спальне, где она лежит, оглушенная мощной дозой ксанакса и спиртного.

— Я и… раскусила, — говорит, лицо в синяках, губы влажные от текилы.

— Надо же, во что тебя наш городок превратил, — шепчу, откидывая волосы с ее лба. — Ничего… Я понимаю…

— Ваш городок ни во что меня не превратил. — Она тщетно пытается закрыть лицо руками.