Уильям Сароян - Мама, я люблю тебя

Я сказала:

— Большое спасибо вам за куклу.

— Теперь вы обе как куклы — Мама-кукла и Дочка-кукла. Как вы себя чувствуете?

— Боюсь, что весь сегодняшний день мы были скандальные и задиристые, — ответила Мама Девочка.

— Правда? Почему?

— Наверное, потому, что разведенную мать всегда могут обидеть — даже собственная дочь.

— Но почему вам тогда не держаться так, будто вы не разведены?

— Но ведь я на самом деле разведена.

— Ну конечно, но что это значит — разведена? Вы по-прежнему ее мать, а ее отец — по-прежнему ее отец. Мир не останавливается, когда разводятся муж и жена.

Маленький доктор обеими руками взял меня снизу за подбородок и пощупал шею, а потом спросил:

— Или все-таки останавливается?

— Нет, — сказала я, — мир никогда не останавливается.

— Конечно нет. Ты хорошо ела и отдыхала в последнее время?

— Кажется, мы только этим и занимались, — сказала Мама Девочка, — и мне это тоже немного надоело.

— Чтобы не надоедало, — сказал маленький доктор, — надо выбирать еду повкуснее и виды отдыха поприятнее. Ешьте, например, дыни — они в это время года просто восхитительны.

— У нас на завтрак была земляника, — сказала я.

— Понравилась?

— Очень!

— А что у вас было на ланч?

— Мы пропустили ланч, потому что у нас был огромный завтрак, а сейчас мы идем на чай.

— На чай, — задумчиво сказал маленький доктор. — Чай тоже может доставить много удовольствия — конечно, смотря кому.

Он поглядел на Маму Девочку и спросил:

— Сколько времени как вы разведены, дорогая?

— Три года, — сказала Мама Девочка, — но первые два мой муж — то есть мой бывший муж — жил от нас очень близко. Но теперь уже почти год, как он живет очень далеко, а с ним и мой сын. Это означает, что девочка уже целый год без отца и без брата, если не считать воспоминаний — а вспоминает она о них, должна я сказать, все время. От этого я нервничаю, она тоже, и мы с ней ссоримся.

— Понятно, понятно. Ну а они, я надеюсь, оба здоровы?

— Во всяком случае, они никогда ни на что не жаловались, так что, я думаю — да, но, вообще, кто знает? Правда, их письма из Парижа очень жизнерадостные. Думаю, что у них все хорошо.

— Из Парижа? Что же они там делают?

— Мой муж композитор, и он вдруг надумал поехать в Париж пожить там.

— Композитор? Да, это профессия, ничего не скажешь, но можно ли, будучи композитором, заработать себе на жизнь?

— Моему мужу это всегда удавалось. Он работает очень много, не знает ни отдыха ни срока, и свою работу очень любит, и считает также, что обязательно должен хорошо зарабатывать. По его мнению, в мире машин и денег искусство не может быть нежным, хрупким цветком. Мой муж — человек с сильным характером и ссорится со всеми, с кем его сводит жизнь. Однажды он похвастался тем, что у него никогда не было друзей. Он предпочитает врагов.

— Прелестно, — сказал маленький доктор.

— И один из его врагов — я, — сказала Мама Девочка.

— И вовсе нет, — сказала я, — сама знаешь. Мой отец знает и любит много разных людей, но друзей у него нет просто потому, что он слишком занят. Но и врагов у него тоже нет, ни одного на свете. Он так занят, что заводить друзей или врагов ему некогда.

— Теперь вы поняли, о чем я говорю? — спросила Мама Девочка доктора. — Понемножку мы с ней ссоримся все время, но иногда начинаем ссориться серьезно, и тогда я снова начинаю чувствовать себя обиженной, потому что знаю, что она понимает его лучше, чем понимаю я.

— Что вы, что вы, — сказал доктор, — вы очень симпатичная семья. Мужчина с мальчиком в Париже, женщина с девочкой в Нью-Йорке. Могло быть много хуже.

— Конечно, — ответила Мама Девочка. — Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не умер. Только вчера вечером в «Автомате» я прочитала в газете у соседа по столику, что умер Джон Дули. Кто будет следующим?

— Увы, это так. Мертвых друзей у меня больше, чем живых.

— Все же — друзей.

— О, я просто называю их друзьями. Это люди, которых я встречал и знал немного — и не очень близко. И все-таки мне их не хватает.

Маленький доктор улыбнулся и пошел к двери. За все это время он ни разу не присел, даже на минутку.

— Ну, — сказал он, — я вижу, вы совершенно здоровы, но если вы думаете пожить здесь еще некоторое время, то я, если вы не против, буду время от времени к вам заглядывать. Я частенько навещаю мисс Крэншоу — она живет дальше по коридору.

— Туда-то мы и идем пить чай.

— Вот как?

— Да.

— Вообще говоря, она не часто приглашает к себе гостей, и я слышал, что многие, особенно люди театра, были бы очень рады у нее побывать, так что, мне кажется, у вас есть все основания быть довольными.

— Мы очень довольны.

— Тогда до свидания, — сказал маленький доктор и ушел.

Мама Девочка посмотрела на меня и сказала:

— Лягушонок, постарайся понять, что я хочу только одного — чтобы тебе всегда было хорошо, — сейчас, когда мы придем к мисс Крэншоу, и каждый день и потом, пока ты не станешь большой, не влюбишься и не выйдешь замуж. Я не хочу, чтобы ты пошла на сцену, но в то же время не хочу мешать тебе, если ты хочешь этого сама.

— Ой, Мама Девочка, я понимаю. Не беспокойся обо мне — мне хорошо, мне всегда хорошо.

— Нет, правда? — спросила Мама Девочка. — Если бы я не была уверена, что это так, я бы, наверное, умерла от стыда.

Мы вышли из нашего 2109-го номера и пошли к мисс Крэншоу.

Сначала Кэйт Крэншоу держала себя со мной и Мамой Девочкой точно так же, как в мой первый приход к ней: мы говорили, шутили и смеялись и пили чай с печеньем, пирожными и тоненькими треугольничками белого хлеба, намазанными чем-то вкусным и разным, а потом мисс Крэншоу сказала Маме Девочке:

— Майк Макклэтчи внизу у портье оставил для меня экземпляр пьесы, и когда я вернулась, я решила прочесть ее — что, надо сказать, я делаю очень редко, потому что мне присылают очень много пьес и очень многие из них не заслуживают даже прочтения. Вы знаете, как я предана театру, но уже много лет меня возмущают пьесы, которые пишут наши драматурги. Пьесы, от которых хоть что-то остается, всегда о больных, истеричных людях, и простите меня, но мне они кажутся скучными. Вот цена, которую приходится платить за то, что ты профессионал и кое-что в этом деле понимаешь.

Мисс Крэншоу взяла пьесу со своего бюро и продолжала:

— По композиции это одна из самых слабых пьес, которые я когда-либо читала, но в то же время — одна из самых красивых, простых и… правдивых. А я предпочитаю правдивые. Вы прочли ее?

— Да, — ответила Мама Девочка.

— Вслух?

— Да.

Мисс Крэншоу взглянула на меня.

— Ты, конечно, слушала?

— Да.

Тогда мисс Крэншоу стала прохаживаться по своей большой комнате. По-моему, она думала. Иногда она останавливалась и взглядывала то на меня, то на Маму Девочку, но мы молчали.