Олег Рябов - КОГИз. Записки на полях эпохи

Котов развернулся на каблуках своим фирменным разворотом и покинул террасу, которая от обилия зрителей и действующих лиц превратилась в импровизированную сцену.

– Леонид, – Колунов обратился к Курину, – ты все слышал? Я не хочу знать, что вчера произошло и кто виноват, и перед кем надо извиняться. Мы с тобой должны выполнить распоряжение.

– Вадим, да я все выполню. Не волнуйся ты так, я сейчас уеду. А ты бы надел второй носок, а то у тебя очень смешно пальцы на ноге шевелятся. Видимо – непроизвольно, я всю жизнь теперь это вспоминать буду. Ты сам-то чувствуешь, что они у тебя шевелятся?

– Ты что – охренел? Какие пальцы? Ты вообще, что ли, не понимаешь, что произошло? Все на грани катастрофы, фестиваль могут закрыть, все летит в тартарары, а ты!..

– Вадик, а ты действительно – просто колун! Шутка это!.. Да уеду я сейчас и спасу твой фестиваль. Только ты зачти это потом! – Леонид не торопясь пошел в корпус под молчаливое одобрение присутствующих. Вадим потянулся за ним, пришаркивая босой ногой и рассыпая вокруг себя ссохшуюся грязь.

Когда дверь закрылась, неожиданно встрепенулся напряженно и внимательно наблюдавший за всем происходящим Чарли.

– Парни, – как всегда по-ораторски пафосно начал он, – я думаю, что спасти фестиваль сможем только мы все. Вышвыривать Ленечку вот так, в назидание всем нам – это наглость! Они хотят утереть нам нос, показав, что мы ничтожества! Если бы они это сделали все тихонько, келейно, по обоюдному согласию, то я бы все понял. Но эта публичная порка – лишний раз подтверждает их право подтираться нами. Хоть они и фальшиво пытаются завуалировать это право фестивалем. И если мы сейчас докажем, что нам дороже товарищ, чем публикация в кассете, то мы победим. Потому что то, что сделал вчера Ленька, должен всегда делать каждый из нас! Карась, вези нас всех к себе, в общагу пединститута. Места там хватит. Через полчаса от дома отдыха «Звезда» отходит пустой автобус в город. Мы на него успеваем. Айда собираться, парни!

Пафос Чарли оказался довольно заразительным. Только Карась побежал не к себе в номер, а к Вадику Колуну. Колунов с Котовым занимали один, но очень-очень приличный номер. Когда Карась ворвался к ним, Вадик уже умылся, побрился и, надев свежую рубашку, причесывался перед зеркалом. Инструктор Котов молча смотрел в окно и нервно то приподнимался на носках, то опускался.

Карась выпалил без подготовки:

– Все: и парни, и девчонки вместе с Чарли и Куриным уезжают в город. Надо что-то делать.

– Как уезжают? – возмущенным тоном воскликнул Котов.

– А так: Чарли сказал, что дружба дороже кассеты!

– Ну вот, Вадим Иванович, тебе испытание. Знаешь, что будет, если сейчас хотя бы часть семинара уедет? Ты действительно – Колун! Карасев, ты ведь из Княгинина?

– Да!

– А Заикины тебе не родственники?

– Да, в общем-то, по сватовству.

– Я тебе потом помогу. А сейчас иди к ребятам и скажи, что конфликт исчерпан! Что мы все забыли и никаких разборок больше не будет. Это передай от имени Вадима Ивановича: что, мол, он все утряс. Пока что надо его авторитет сохранить: может, еще пригодится. Давай беги и возвращайся: мы тебя ждем через три минуты.

Когда страсти улеглись, а руководители семинаров готовились к объявлению результатов и рекомендаций, Леонид, Чарли и Карась стояли на открытой террасе и курили.

– Хорошо, что все так закончилось, – сказал Карась.

– Для кого закончилось, а для кого и нет, – отпарировал Курин.

Но тут в приоткрытую входную дверь пролез, наперегонки с торчащей острой бороденкой, хитрый лисий калмыцкий глаз Уварова. Потом вывалился он весь и, подойдя вперевалочку к Чарли и покровительственно, почти по-отечески, обняв его за талию, глубоким, хорошо поставленным голосом произнес:

– Старик, ты – гений! Ты сегодня всех спас!

– Да я еще не раз вас всех спасу, – одновременно и важно, и пренебрежительно заявил Чарли.

– Геночка! Я тебя не отвлекаю? Ты не очень занят?

– Да нет, не очень! – Генка всегда будет узнавать этот голос с хрипотцой, одновременно и заискивающий, и ищущий защиты. От этого голоса у Генки холодела спина и темнело в глазах, а голову заполняли невыразимые фантазии, точнее, их все можно было выразить двумя словами: «Эх, бы!..» И пятнадцать лет назад, и десять, когда Генка видел Леточку в последний раз, и сейчас он готов был идти за этим голосом или куда он прикажет…

…Пять лет Генка и его друг детства, одноклассник Вовка Саенко, как два молоденьких кобелька, увивались вокруг этой чудной девчонки по имени Виолетта. Велькой звал ее Саенко. Леточкой – Генка. Саенко водил возлюбленную в кино и на танцы, ходил с ней на лыжах и катался на лодке. Генка – писал Леточке письма, часами болтал по телефону, читая стихи, дарил цветы. И все-таки на последнем повороте, после четвертого курса, Вовка обошел соперника, когда тот уехал калымить, строить какой-то коровник в области со студенческим стройотрядом.

Вернувшись в город в начале августа, Генка был просто удручен жарой, пылью, вонью асфальта и неописуемым количеством мух. От мух не спасали ни мокрые бумажные мухоморы, лежащие в тарелках на всех столах и подоконниках, ни спирали липучек, свисающих с потолков во всех проходах и комнатах где ни попадя, ни мухобойки, в качестве которых чаще всего использовались сложенные газеты, валявшиеся кругом, с прилипшими остатками кровавых мушиных трупиков. Но особенно Генку расстроило сообщение родителей о том, что вся компания друзей, а с ними и Вовка с Леточкой, несколько дней назад уехали на турбазу «Липовая» около Васильсурска и ждут его там.

Генка в тот же вечер, поцеловав бабушку, быстренько добрался до пятого причала и сел на колесный пароход «Иван Крылов», идущий вниз по Волге. «Сел» – это сильно сказано, скорее, забрался: перелез через перила дебаркадера и спрыгнул на палубу стоящего под парами туристского судна. Тут, не обращая внимания на дежурного матроса, который очень кстати отвернулся, новоявленный путешественник, держась за металлический поручень, отправился вниз, в четвертый класс. На нижней палубе – горячей, металлической, пахнущей железом и соляркой – на газетах, ватниках, мешках спали, закусывали и вполголоса разговаривали одинокие мужчины неопределенного вида, женщины с детьми, студенты, да непохмеленные селяне. Они заняли полы всех коридоров, проходов и закутков и, присмирев от вибрации и гула, тупо ждали окончания путешествия.