Олег Рябов - КОГИз. Записки на полях эпохи

На базе сначала пили водку и ели уху, потом пили коньяк и подписывали разрешение. Дальше: пили водку, парились в бане, пили баночное пиво, водку и коньяк. Чуть-чуть подремали, искупались в холодной речке, похмелились, ели шашлык, запивали пивом и водкой. Полковники не пьянели и все время хохотали, слушая анекдоты, которые рассказывал Генка. Обслуживали компанию два егеря, работавшие на загляденье: все у них было!

После шашлыков разъехались: полковники на работу в министерство обороны, Генка – в Щелково, на базу ОРСа получать оборудование и комплектующие для изыскательского отдела. Перед отъездом полковникам и Генке егеря выдали сухие пайки: в пакетах, аккуратно упакованные, лежали по две бутылки водки и по две бутылки коньяку.

В Щелкове изыскательская «шишига» с водителем уже ждала Генку. Он отдал документы и накладные на склад и, пока машина грузилась, успел выпить литр «столичной» с начальником базы и каким-то его местным другом. Закусывали пирожками с капустой. Одну бутылку коньяку Генка из своего сухого пайка оставил в подарок заведующему складом. Быстро как-то все получилось: только и успел, что поболтать с двумя туркменами, которым пилить аж до Ашхабада. Генка подивился: они от Оренбурга шпарят степью почти три тысячи верст по звездам без дороги, без компаса. Степь для них – да-да, та самая «великая степь» – как дом родной. Как и триста лет назад, как и шестьсот, когда их предки на легких скакунах… В степи они как птицы – направление «к дому» знают. Срезают две тысячи верст, экономят почти тонну бензина, а тонна бензина это – деньги.

И имена туркменов тоже не вспоминались. Почему-то туркмены были похожи на полковников с охотничьей базы. Может, полковники тоже туркмены? Ну, да и бог с ними со всеми. Генка попробовал вспомнить, когда его день рождения, и не получилось. То ли в июле, то ли в марте. Нет: в марте у жены. В мае? Нет: в мае у отца. Ну и наплевать.

В ОРСе повезло: завскладом подсадил его в «запорожец», к какому-то своему приятелю, Генка подремал, очнувшись только в столице, прямо у нужной ему станции метро.

В Староконюшенный переулок возле Арбата, где у Генки жил приятель – московский писатель Юра (вот его имя помнил!), Генка добрался чуть ли не в полночь. Жил писатель с женой-ум-ницей и тремя очаровательными дочками. Как их зовут – хоть убей, сейчас никакие женские имена в голову не лезли.

Встретили Генку в Староконюшенном от чистого сердца, радостно: в доме любили гостей, новости и сплетни. И, хотя бутылку коньяку, которая заблудилась в объемистом его портфеле после утренней операции, хозяйка и не одобрила, на стол ее все же выставили к чаю с лимоном, сыром и какими-то копчеными рыбками.

Вот дальше и помнилось почему-то все смутно. Проснулся Генка в соседней с хозяйской квартире, которую он хорошо знал: в ней никто постоянно не жил, и его друзья как-то хитро умудрялись использовать ее для собственных нужд, размещая тут на ночь своих многочисленных приятелей и гостей.

Ночевал он, оказывается, комфортно: на полу, на надувном матрасе, на свежей белоснежной простыне, в трусах и майке, под байковым одеялом. Осмотрелся: за столом сидел и работал, в смысле писал, огромный лохматый мужик. Генка сразу узнал его. Это был единственный стоящий поэт (по мнению Генки) из современных – Глеб Як. Лауреат, орденоносец и вообще народная легенда: ведь не каждого страна начинает петь, забывая про авторство. «Когда фонарики качаются ночные»!

– Сейчас бы тебе фугаску сухаго, ты бы сразу в себя пришел, – не поворачивая головы на Генку, прогудел поэт. – Хочешь, я к Юрке схожу на ту квартиру да попрошу чего-нибудь?

Глеб был в глухой завязке уже несколько лет, но сочувственно относился к собратьям по этой неутолимой страсти. Завязал он после легендарной поездки на Дальний Восток, где сумел сначала утонуть. Его спасла, вытащив за ноги из океана, простая русская женщина Валентина. Вытащила, а потом еще и откачала, уже вусмерть нахлебавшегося.

Потом он умудрился спалить владивостокский телецентр: запнулся за какие-то провода, раскаленные осветительные софиты упали, и весь телецентр, вместе с коврами, занавесками и реквизитом так и полыхнул. Хорошо горело – на всю страну разговоров. Вот такой замечательный человек приветствовал Геннадия с утра в московской квартире.

Шатаясь, пошел Генка в ванную сполоснуться и посмотреть на свою рожу – иначе и не назовешь. Рожа была – не очень, но и не страшная, борода спасала. Вернувшись в комнату, Генка хотел обнять Глеба, но тот отстранился:

– Ну, ты это брось, я не люблю. Да и вонища от тебя, как от козла. Хуже – только духами бабьими. Сейчас пойдем к Валентине, на ту квартиру, она нам чего-нибудь сварганит, да и тебя поправит. И вот еще чего послушай. Вы с Юркой сейчас начнете трепаться про книги, про автографы и про прочую муть. Потом попретесь в ЦДЛ. Так ты мне его не порти. Завтра у нас со Стасом Пожлаковым премьера спектакля в театре оперетты. Запомни: Юрка мне там нужен в форме. Ну, я и тебя, конечно, приглашаю. На вот, выпей кружку холодного чая. Я, когда пишу, холодный чай пью. – Глеб протянул Генке большую кружку с чаем. Генка покорно выхлебал.

– Ты вообще способен чего-нибудь соображать или как? – продолжил Глеб.

– Да, нормально, – прокашлявшись, прохрипел Генка.

– Можешь послушать? Я тут за три дня тетрадку стихов нацарапал, – Глеб похлопал по школьной тетрадке, лежащей перед ним.

– С удовольствием послушаю, – согласился Генка, уже приходя в себя.

Глеб читал минут сорок, довольно монотонно читал. Тетрадка в двадцать четыре страницы была исписана целиком. Потом закрыл ее.

– Ну что?

Генке не хотелось ни врать, ни лебезить.

– Да так себе. Не очень! Не понял я ничего! Вот там, где-то в начале, было про жирафа в городе, который башкой задел провода – ничего! А остальное – на любителя, лабуда!

– Вот и мне кажется, что все это лабуда.

Глеб, пролистав тетрадку, нашел нужную страницу и недолго думая вырвал ее. Потом, свернув вчетверо листок и сунув его в карман, он взял своими железными руками тетрадь и разорвал ее пополам.

– Лабуду к лабудам. Пярду из Пярну!

– Чего-чего? – спросил изумленный Генка.

– Да ехал пять дней назад в купе с одним мужиком. «Как тебя зовут?» – спрашиваю. – «Пярду!» – говорит. – «А откуда ты родом?» – спрашиваю. – «Из Пярну!» – говорит. Ты подумай только: Пярду из Пярну! Ну, пойдем к Валентине с Юркой.

Обедал Генка с Юркой в ЦДЛ. Там встретили Володю Шленского, Егора Жеглова и Ираиду Натехину, стихи которых Генка знал по сборнику «День поэзии». Потом в зале ресторана откуда-то появился земляк – Уваров с большим портфелем, то есть с четырьмя бутылками самогонки. Оказалось, что вечером надо выступать во дворце АЗЛК. Юрка отнекался и побрел к себе в Староконюшенный, а Генка, вот дурак, подписался.