Дмитрий Правдин - Записки районного хирурга

— Нужно срочно оперировать, — сообщил я дочери, которая сопровождала отца. — Подозреваю ранение сердца!

— А вы не ошибаетесь? — с тревогой в голосе спросила девушка. — Я сама медсестра и в медицине понимаю. Разве возможно обыкновенными ножницами ударить себя в сердце?

— Ножницами? Себя? Вы хотите сказать, что он сам себя ударил ножницами в сердце?

— Да! У него сегодня день рожденья, а он с нами живет. Вчера Новый год справлял и упился так, что мне пришлось его откачивать. А как отошел, стал требовать самогон. Я, естественно, отказала. Тогда он заявил, что если ему не нальют, то он покончит жизнь самоубийством, схватил ножницы и стал ими махать. Я второй раз сказала, что не налью, он взял и с размаху себя ножницами в грудь и ударил.

— Демонстративно?

— Да, представляете, прямо у всех на глазах, там еще мой муж был, моя мама, дети… Ударил, а потом плохо сделалось, мы его в машину и к вам. Но вы точно уверены, что сердце повреждено?

— Вас как звать?

— Лида. Лидия Михайловна.

— Лидия Михайловна, я на сто процентов не уверен, особенно после рассказа про ножницы. Однако проникающее ранение грудной клетки в проекции сердца с имеющимися симптомами тампонады сердечной сумки является непосредственным показанием к экстренной операции. И вы как медик должны это хорошо понимать.

— Да, да, я понимаю. Оперируйте, лишь бы живой остался. Он так хороший, но как выпьет, то чудить начинает, только держись!

Тут меня пригласили в операционную, и я прервал разговор. Никто никогда не бывает уверен на все сто процентов, и я, конечно, сомневался.

Быстро выполнив левостороннюю торакотомию, я вошел в плевральную полость. В грудной клетке плескалась кровь; мы собрали два литра и часть отправили на реинфузию — с момента ранения прошло не более часа. При осмотре я обнаружил в левом желудочке сердца дырку, из которой сочилась алая кровь. Я ушил сердце и перикард, отмыл плевру от крови, установил дренаж. Оставалось герметично зашить операционную рану.

— Лидия Михайловна, у вашего папы оказалось настоящее ранение сердца, — сказал я позже.

— Да вы что!

— Вы утверждаете, что он сам себя ножницами ударил?

— Да! А вы мне не верите?

— Я не следователь, а врач. Просто интересно, как мог человек сам себя ударить в сердце, да еще ножницами?

— Я и сама не понимаю! А скажите, он жить будет?

— Думаю, да! Операция прошла успешно. Если в послеоперационный период не возникнет никаких осложнений, то должен поправиться.

— Спасибо вам, Дмитрий Андреевич!

Забегая вперед, скажу, что папа Лидии Михайловны поправился без осложнений, и под старый Новый год его выписали. Следователю он заявил, что сам себя ударил ножницами. Мол, не налили, обиделся и…

Но ровно через год, первого января 1999, его доставили… с ранением сердца. Мужчина снова ударил себя ножницами в сердце и снова попал в левый желудочек. Встретились мы той же теплой компанией — я, дочка-медсестра и ее неугомонный папенька. Чудеса, да и только!

Оперировать повторно оказалось гораздо сложнее. После предыдущей торакотомии легкое намертво спаялось с париетальной плеврой, выстилающей грудную полость. Пришлось в буквальном смысле отдирать ткань легкого от грудной стенки, настолько прочно все срослось.

Острый край ножниц травмировал стенку сердца практически по старому рубцу. Естественно, и на этот раз жизнь старого чудака была спасена.

— Лидия Михайловна, думаю, в третий раз вашего папеньку будет ой как нелегко спасти! — сказал я дочери пострадавшего. — Еле добрался до сердца, все так спаялось! В следующий раз вы или ножницы затупите, или самогону не пожалейте, а то он у вас вон какой прыткий.

— Дмитрий Андреевич, да уж не знаю, что с ним делать. Ведь весь год не пил, а на Новый год принял — и понеслось!

— Значит, на 2000 год заприте его в сарае или в бане.

Не знаю, последовала ли она моему совету, но больше любитель пощекотать свое сердце ножницами к нам не обращался.

Вернемся в 1998 год. Разобравшись с ранением сердца, я вышел осмотреть кишечную непроходимость, после, привезли аппендицит. Потом я зашил еще несколько поврежденных частей тела и вправил вывих. Часам к девяти вечера я всех спас и поехал домой.

По дороге по рации передали, что поступил вызов из частного сектора, вроде бы как огнестрельное ранение в голову.

— Доктор, заедем, посмотрим? — предложила фельдшер.

— Да запросто! Гулять так гулять! Новый год же!

Посередине огромного забетонированного двора, прижавшись спиной к стене дома, лежал мужчина средних лет и смотрел в никуда широко открытыми глазами. С его шеи стекала густая вязкая кровь, между ног в красной луже валялась пневматическая винтовка.

— Смотрите, из «воздушки» застрелился! — констатировал я, обследовав покойника. — Еще кровь не успела замерзнуть, совсем недавно.

— Как с «воздушки»? — удивилась фельдшер. — Разве такое возможно?

— Получается, что возможно! Приставил к сонной артерии, бах! Перебил сосуд и помер от кровотечения.

— А-а-а-а-а! Я же только на полчаса к соседке вышла! А-а-а-а! — заголосила толстая баба в ярком платке.

— Ладно, поехали, тут следователь нужен, а не мы. И честно говоря, я так хочу спать!

Но поспать мне в ту ночь так и не удалось. Около часа ночи раздался звонок в дверь.

— Здесь хирург Правдин живет? — спросил сухой хриплый голос.

— Здесь, а вы кто?

— Мы из милиции, откройте, необходимо поговорить!

Я открыл. За дверью стоял человек в форменном бушлате с погонами капитана.

— Проходите, слушаю вас.

— Вы последние дни выполняли ампутации ног? — спросил милиционер.

— Я месяц был в командировке, пару дней назад приехал. Но обычно зимой у нас ампутируют — много обмороженных. А в чем, собственно, дело?

— На помойке, за поселком, бомжи нашли человеческие ноги. Нам нужно знать, это ваши послеоперационные или расчлененка. Просим вас проехать с нами на место и помочь следствию.

— Интересно, а что бомжи делали в Новый год на помойке? — спросил я, когда мы сели в милицейскую «Ниву».

— Так они там живут, вот и наткнулись на ноги.

— Смотрите, какие сознательные бомжи, сразу обратились куда следует!

— Да, бдительности не теряют! — подтвердил милиционер.

Помойка располагалась километрах в трех от поселка, туда вела одна дорога, а вокруг холмами возвышались сугробы. Нас уже ждали. Неопределенного вида небритый человек в солдатском бушлате повел нас в глубь свалки, подсвечивая путь электрическим фонарем.

— Вот шдеся! — указал бомж, шамкая беззубым ртом.

— Доктор, посмотрите, ваша работа?

— Да, это послеоперационные конечности! — объявил я, осмотрев остатки двух ног.

— Вы можете объяснить, по каким признакам вы это определили?