Туре Ренберг - Шарлотта Исабель Хансен

— Бедненькие, — говорила она, когда они пищали. — Вот сейчас Исабель хочет кушать. — В ее глазах появилась грусть. — А теперь Шарлотте надо в туалет, — сказала она озабоченно.

Когда Лотту удалось наконец загнать в постель, сняв с нее наряд Энни, но согласившись с тем, что ей можно лечь спать, не смывая веснушек, то она сказала, что это они будут виноваты, если ночью тамагочи умрут.

— Умрут? — удивился Ярле.

— Да, — пробормотала девочка, еле живая от усталости. — Если за ними не ухаживать, они умрут.

— Неужели умрут?

— Да, — печально воскликнула Лотта. — Вам придется нянчить Шарлотту и Исабель и не ложиться!

Нянчить их? Нянчить виртуальные игрушки?

— Ну конечно, мы обязательно посидим с ними, — сказала Анетта и погладила дочку по голове.

— И звук нельзя отключать, потому что тогда вы не услышите, если им что-нибудь понадобится!

— Нет-нет, разумеется, мы не будем отключать звук, — пообещала Анетта спокойно, а потом пела дочке песенки, пока та не заснула.

Ярле посмотрел на двух этих тамагочи, которые лежали на верхней полке стеллажа с книгами и пищали, и в животе у него возникло такое странное ощущение, которого он не мог бы выразить словами.

Лотта заснула, и Лотте исполнилось семь лет. Квартира превратилась в себя прежнюю: после того как все было убрано на свои места, она постепенно лишилась деньрожденного глянца. Ярле снял форму, отлепил усы, смыл грим полицейского и понес Грете стулья, которые они у нее одолжили. Благодаря ее за помощь, он пытался заглянуть ей в глаза, и ему показалось, что он разглядел там нечто, что могло бы — кто знает? — обещать некое продолжение. Она улыбнулась и склонила царевнолягушечью голову набок, что он истолковал как знак того, что ему тут будут рады.

В гостиной лежали и пищали тамагочи. Сара присела выпить чашечку кофе, костюм клоуна она уже сняла. Анетта смыла краску с волос и грим колдуньи с лица. Тамагочи пищали. Ярле налил чашечку кофе Анетте и себе тоже. Они уселись на диван, а Сара — на стул напротив. На Берген опустилась темнота, шел тихий вечерний дождик, и Ярле показалось, что в квартире тоже стало очень тихо, пока вдруг снова не запищали тамагочи.

— А этих там нельзя выключить? — Сара покосилась на книжный стеллаж.

— Нет. — Ярле пожал плечами. — Они вроде умрут тогда.

— Вот в этом-то и весь смысл, — сказала Анетта. — Чтобы поддерживать в них жизнь. Поэтому-то я и не хотела ей дарить такого. Ребята на нашей улице там, дома, совсем с ума посходили, играя с ними. Все время ревут из-за того, что с их тамагочи что-нибудь не так. А если звук выключить, так они просто на стенку лезут.

Ярле кивнул.

— Но что ж тут поделаешь? — Анетта потянулась. — Нельзя же детей разочаровывать.

— Нет, — согласился Ярле, — ни в коем случае.

Разговор как-то не клеился. Сара задавала поверхностные вопросы о том, откуда Анетта родом, чем занимаются ее родители, как им живется в Шеене. Анетта отвечала вежливо и рисовала безмятежный образ молодой норвежской женщины — с домом, и мужем, и ребенком. Сара спросила, хорошо ли она отдохнула на юге, и Анетта, на секунду отведя глаза, сказала:

— Спасибо, в общем неплохо. Хорошо иногда вырваться из дому.

А тамагочи всё пищали.

— Надо все-таки сделать с ними что-то, — сказал Ярле и подумал, что можно было бы убрать их в шкаф или еще куда.

— Да, — сказала Анетта, — они ведь и правда умрут, если мы ничего не сделаем.

Сара сказала, что хочет уже пойти лечь.

— А вы можете еще посидеть поговорить. Вам ведь… — Она криво улыбнулась. — Да, вам ведь есть о чем поговорить.

Пока Сара плескалась в ванной, Ярле так и сидел, опустив руки на колени. Анетта сказала, что Берген — очень красивый город, во всяком случае то, что она успела увидеть.

— Да, конечно, — согласился он, — красивый, ничего не скажешь.

— Горы такие, — продолжила Анетта. — Все эти домики деревянные.

— Да, — повторил Ярле.

Мимо прошла Сара, сказала, что день рожденья прошел прекрасно, пожелала им спокойной ночи и ушла спать.

— Нда, — сказал Ярле.

— Да-а-а, — эхом отозвалась Анетта.

А тамагочи опять запищали.

— Надо, наверное… да, посмотреть, что там с ними такое, — предложил Ярле.

— Да, можем взять по одному.

Ярле поднялся и подошел к стеллажу, потянулся за тамагочи:

— Ага, вот они, тебе дать Шарлотту или Исабель? Она пожала плечами:

— Ну, в общем-то не все ли равно, правда?

Он кивнул и дал ей одного.

— Знаешь что? — Ярле попробовал изобразить на лице всю уверенность, на какую был способен. — Может, раздавим бутылочку красного? Или по пиву лучше? Ну смотри… или, может, поздно уже?

Она взглянула на него, и у Ярле создалось впечатление, что она тоже изо всех сил старалась изобразить уверенность в себе.

— Ну да, почему бы и нет? Давай. Красного тогда? Ярле быстро вышел на кухню, испытав облегчение оттого, что она не стала кривляться.

— Почему нет? — Он достал с полки бутылку дешевого красного вина. — Почему нет? У тебя Шарлотта или Исабель?

— Исабель, — донеслось из комнаты. — Ее надо покормить.

Он достал бокалы и откупорил бутылку. Принес все это в гостиную и разлил вино.

— Ну так, а у меня, значит, Шарлотта. — Он взял тамагочи в руку. — Да. И ее тоже надо покормить, я вижу. Ну что, за твое здоровье тогда? — сказал он и поднял фужер.

Анетта кивнула:

— И за твое, Ярле. — Она посмотрела ему в глаза. Он отвел взгляд и сосредоточился на экранчике тамагочи. Нажимая на кнопки, он моргнул несколько раз подряд, совершенно этого не желая.

— Ага, посмотри-ка. Вот Шарлотта ест, а? Ей понравилось.

Анетта зашлась в смехе — совсем как дочка.

— И Исабель тоже. — Она сделала большой глоток вина.

— Ну что? — сказал он так небрежно, как только мог. — Да, интересно… — Он кашлянул. — Интересно все получилось. Девяносто девятый год, понимаешь, и вот — да, и вот мы тут сидим.

Она отхлебнула еще вина, и он сделал то же самое.

— Да-а, — протянула Анетта, — та еще ночка была.

Он сглотнул.

— Да-а. Эй, смотри скорее! — сказал он неестественно оживленным тоном. — Смотри-ка, зов природы. Шарлотта хочет писать.

Анетта снова зашлась смехом, и он снова услышал, как похож ее смех на смех Лотты.

— Ага, и Исабель тоже. — Она посмотрела на него. — Я так волновалась, Ярле.

Он поднял взгляд:

— Да, я понимаю.

— Я не вполне осознавала, что делаю, — сказала она, облегчая совесть, — так много всего навалилось, и у нас с Трунном коса нашла на камень, и я просто не знала, что же делать, и никак было с мыслями не собраться, и вот… Ну не была я ни на каком юге, но ты ведь это сразу понял, как это глупо было с моей стороны… Я не знаю, почему я… я…

— Послушай, — оборвал он ее. — Все нормально. Правда. Я все понимаю. Ничего не надо… ничего не надо мне объяснять. Как получилось, так и получилось. Все в порядке. Я ведь… да, я ведь не… я же тут в воскресенье тоже, ну и…