Пауло Коэльо - Алеф

Хиляль глубоко вздыхает, подбирая слова, и продолжает:

– Я не могу справиться с тем, с чем запросто справляются другие. Ты ищешь свое царство, а я являюсь его частью. И при этом я чувствую себя чужой в собственной коже. Единственная причина, по которой я до сих пор не бросилась в твои объятия, страх: я боюсь тебя потерять. Пока ты искал свое царство, я искала саму себя, только в какой-то момент мои поиски зашли в тупик. Вот в чем причина моей злости. Я чувствую себя отвергнутой, ненужной, и что бы ты ни сказал, этого уже не изменить.

Я устраиваюсь в кресле и сажаю девушку к себе на колени. В комнате очень жарко, и ее кожа лоснится от пота. Она по-прежнему не выпускает из рук смычок и скрипку.

– Я сам много чего боюсь, – признаюсь я, – и всегда буду бояться. Я не хочу даже пытаться все объяснить, но кое-что ты могла бы сделать прямо сейчас.

– Я не собираюсь внушать тебе, что в один прекрасный день все пройдет. Это не пройдет. Мне надо научиться жить с моими демонами.

– Постой. Я предпринял это путешествие не для того, чтобы спасти мир, и уж точно не для того, чтобы спасти тебя, но, согласно магической Традиции, боль можно переместить. Мгновенно она не исчезнет, но постепенно уменьшится, по мере того как ты перемещаешь ее в другое место. Всю жизнь ты делала это неосознанно, а теперь я предлагаю тебе сделать это сознательно.

– Но разве ты не хочешь заняться со мной любовью?

– Очень хочу. Здесь и так очень жарко, а оттого, что ты сидишь у меня на коленях, мне кажется, я вот-вот вспыхну – в том месте, где твое тело соприкасается с моим. Я же не супермен. Давай попробуем перенести твою боль и мое желание. Вставай, иди к себе в номер и играй, пока не почувствуешь себя опустошенной. Мы единственные постояльцы, так что некому будет жаловаться на шум. Постарайся вложить в музыку все свои чувства и завтра все повтори. Пока играешь, говори себе: то, что больше всего ранит, превратилось в дар. Когда ты думаешь, что другие исцелились после душевных травм, ты ошибаешься: просто они научились прятать их в таких местах, где сами никогда не бывают. А тебе Господь указал иной выход. Твое исцеление в твоих руках.

– Я люблю тебя, как музыку Шопена. Мне всегда хотелось играть на фортепиано, но у родителей хватило денег только на скрипку.

– А моя любовь к тебе подобна реке.

Хиляль уходит в свою комнату и начинает играть. Музыка слышна в небесных сферах, и ангелы спускаются, чтобы вместе со мной слушать, как нагая женщина играет на скрипке, то застывая на месте, то слегка извиваясь в такт мелодии. Я вожделел эту женщину и был с ней близок, хотя ни разу ее не коснулся. И вовсе не потому, что я – самый верный человек в мире, а потому, что наши тела встретились именно так – под взглядами ангелов.

В третий раз за одну ночь – в первый раз это было, когда моя душа парила над Байкалом, во второй – когда я услышал мелодию детства, – время остановилось. Я был только здесь и сейчас, без прошлого и будущего, я как будто вместе с Хиляль воспроизводил эти звуки, которые летели ввысь, словно молитва, и благодарил Господа за то, что отправился на поиски своего царства. Я лег на кровать, а девушка все играла. И я заснул под звуки ее скрипки.

На рассвете я вошел в ее комнату и увидел ее лицо. Впервые за все это время она выглядела как обычная двадцатилетняя девушка. Я нежно тронул ее за плечо и попросил поскорее собраться, поскольку Яо уже ждал нас к завтраку. Нам пора было возвращаться в Иркутск. Поезд отходил через несколько часов.

Мы спускаемся вниз и поглощаем завтрак, состоящий из маринованной рыбы (единственное блюдо, которое значится в меню в этот час). У входа сигналит присланная за нами машина. Водитель приветствует нас, берет наши вещи и укладывает в багажник.

Мы выезжаем из гостиницы чудесным солнечным утром, безоблачным и безветренным. Вдали виднеются покрытые снегом горы. Я прошу подождать меня и прощаюсь с озером, на берега которого мне едва ли суждено вернуться. Яо и Хиляль возвращаются в машину, водитель заводит двигатель.

А я не могу двинуться с места.

– Нам пора ехать. Я заказал машину на час раньше, на случай непредвиденных остановок, но опаздывать на поезд нам никак нельзя.

Озеро зовет меня.

Яо вылезает из машины и подходит ко мне.

– Возможно, вы ждали большего от вчерашней встречи с шаманом, но для меня она была очень важна.

На самом деле я ждал куда меньшего. Со временем я расскажу ему о том, что приключилось с Хиляль. А сейчас я смотрю, как в озере отражаются лучи восходящего солнца. Мой дух парил над Байкалом на крыльях орла, но я и сам хочу запомнить хоть что-то.

– Реальность никогда не оправдывает наших ожиданий, – продолжает Яо. – Но я безмерно благодарен вам за то, что вы согласились поехать со мной.

– Можно ли сойти с пути, указанного Богом? Да, но это будет ошибкой. Можно ли избежать боли? Да, но тогда ты ничему не научишься. Можно ли узнать что-нибудь, не пережив это? Да, но это знание никогда не станет частью тебя.

С этими словами я иду к воде, которая зовет меня. Сначала медленно, неуверенно, будто сомневаясь, что она меня впустит. Когда мне хочется повернуть назад, я заставляю себя ускорить шаг и почти бегу, на ходу избавляясь от зимней одежды. До кромки воды я добегаю в одних трусах. В последний момент я вновь начинаю колебаться, но не так сильно, чтобы повернуть назад. Ледяная вода касается моих ступней, потом щиколоток. Я иду вперед, поскальзываясь на каменистом дне и с трудом удерживая равновесие, пока не забираюсь настолько глубоко, чтобы можно было... УТОНУТЬ!

Я с головой погружаюсь в невыносимо холодную воду. В тело вонзаются тысячи острых иголок, но я остаюсь под водой, насколько хватает дыхания, и лишь когда становится совсем невмоготу, выныриваю на поверхность.

Лето! Жара!

Любой, кому довелось попасть из лютого холода туда, где хоть немного теплее, испытывает нечто подобное. Мгновение спустя я стою по колено в водах озера Байкал, счастливый, как дитя, вбирая энергию, которая сделалась частью меня самого.

Хиляль и Яо, которые последовали за мной, смотрят на меня с недоверием.

– Идите сюда! Идите скорее!

Они начинают раздеваться. На Хиляль нет белья, и, сбросив одежду, она снова остается полностью обнаженной. Да какая разница? На пирсе собираются зеваки. Но что нам до них? Озеро наше. Весь мир наш.

Яо входит в воду первым. Сделав шаг, поскальзывается на неровном дне и падает, но тут же поднимается и заходит глубже, чтобы окунуться. Хиляль влетает в воду с разбега, минуя скользкие камни, и оказывается глубже всех; окунувшись, она вскидывает руки к небу и хохочет, как гагара.

Через пять минут после того, как я помчался к воде, мы возвращаемся к машине. Перепуганный водитель подбегает к нам с одолженными в гостинице полотенцами. Мы скачем, обнимаемся, поем, кричим и на все лады повторяем: «Вода совсем теплая!» – как дети, которыми мы никогда не переставали быть.