Нагиб Махфуз - Путешествие Ибн Фаттумы

Он улыбнулся, помолчал, чтобы его слова запали мне в душу, и продолжил:

— Следовательно, любое стремление к свободе считалось добром, а ее ограничение — злом. Мы ввели такой режим управления, который избавил нас от произвола. Чтобы избежать бедности, мы превратили труд в святыню. Чтобы изгнать невежество, мы изобрели науку. И так далее… И так далее… Это длинный путь, и конца ему не видно.

Я запоминал каждое его слово, он же продолжал говорить:

— Путь к свободе не был легким, он дался нам потом и кровью. Мы были заложниками иллюзий и произвола. Из нашей среды выдвигались первопроходцы, летели головы, разгорались революции, начинались гражданские войны. В конце концов победила свобода, победило знание.

В восхищении я склонил голову, а он перешел к критике и высмеиванию устройства Машрика и Хиры. Так же был поднят на смех порядок в государстве Аман, где я еще не бывал. Даже государство ислама попало на его острый язык. Заметив, как я переменился в лице, он замолк. Затем произнес извиняющимся тоном:

— Вы не приемлете свободного мнения?

Я спокойно ответил:

— В определенных границах.

— Простите, но вам следует пересмотреть свои взгляды.

— В вашей стране есть и бедняки, и извращенцы, — стал защищаться я.

Он заговорил воодушевленно:

— Свобода есть ответственность, с которой умеют обращаться только способные. И не все жители Халяба входят в их число. Слабым не место среди нас.

— Разве милосердие не является такой же ценностью, как свобода?! — вскипел я.

— Это твердят люди различных вероисповеданий, те, кто поощряет слабость. Для меня же такие слова, как милосердие и справедливость, не имеют смысла. Ведь сперва нам придется договориться о том, кто заслуживает жалости, а кто справедливости.

— В этом я абсолютно с вами не согласен.

— Знаю.

— Вы как будто приветствуете войну?

Он дал прямой ответ:

— В том случае, если она даст больше свобод. Я ни на долю секунды не сомневаюсь в том, что наша победа над Хирой и Аманом принесет счастье их народам. В этом смысле я поддерживаю понятие священной войны в исламе.

Я попытался изменить его понимание священной войны как агрессии, но он пренебрежительно махнул рукой:

— Вам даны великие принципы, но у вас не хватает смелости признать их!

Я спросил:

— Какой веры вы придерживаетесь, мудрец Мархам?

— Религии бога Разума и посланника его Свободы! — улыбнулся он в ответ.

— И остальные мудрецы тоже?

— Мне хотелось бы так думать, — усмехнулся он.

Он принес мне две книги — Закон Халяба и другую, собственного сочинения, под названием «За гранью возможного».

— Прочитай эти книги, и ты постигнешь действительность Халяба, — сказал он.

Я поблагодарил его за щедрость и отдельно за гостеприимство, попрощался и вышел. Обедал я в гостинице. Все кругом говорили о войне. После обеда я пошел в мечеть и участвовал в молитве, на которой предстоял шейх Хамада аль-Сабки. Он пригласил меня поговорить с ним, и я с радостью согласился. Неожиданно он спросил меня с улыбкой:

— Нашел Арусу?

Я серьезно ответил:

— Мысль вновь обладать Арусой — что может быть бессмысленнее и иллюзорнее?

— Да, это верно, — согласился он с моими словами.

После недолгого молчания шейх спросил:

— Продолжишь путь с первым же караваном?

— Нет, я хочу задержаться еще на некоторое время, — неуверенно ответил я.

— Отличное решение, особенно в свете новых обстоятельств. Король Хиры запретил движение караванов между Хирой и Халябом в ответ на наш отказ выдать сбежавшего полководца.

Это удивило и обеспокоило меня.

— Крупные землевладельцы, промышленники и торговцы возмущены. Они собрались на внеочередную встречу с правителем и требуют объявления войны, — сказал шейх.

Я спросил озабоченно:

— А какова позиция Амана?

— Ты говоришь как житель Халяба. Конфликт между Халябом и Аманом из-за владения несколькими источниками воды в пустыне, что лежит между нами, не прекращается. Чтобы они ни думали о предательстве, в ближайшее время спор завершится в пользу Амана.

— Я иностранец. Предвестники войны так и кружат надо мной, — не успокаивался я.

— Лучшее, что можно сделать, — это остаться в Халябе. Если твое пребывание здесь затянется, у тебя хватит средств открыть прибыльное дело.

К каравану я не присоединился, хоть и жалел — ведь он мог быть последним идущим в Аман. Я привязался к Халябу из-за его атмосферы чистоты и надежд, которые я связывал с некоторыми его жителями. Я проводил время, осматривая достопримечательности и общаясь с семьей шейха Хамады аль-Сабки. Аруса оставалась для меня все так же недосягаема, как звезды на небе.

Жизнь каждого дня была теперь заполнена мыслями о войне. Многим не нравилось то, что Аман получил привилегии, не пролив при этом ни капли крови. Управляющий гостиницей сказал, нахмурившись:

— Мы пожертвовали источниками воды, а Аман нас предал.

Нервы у всех были напряжены до предела, и я поддался всеобщей панике. Мне становилось страшно в те редкие часы, что я проводил в одиночестве в гостинице, когда не бродил по городу и не находился в кругу семейства аль-Сабки. Я жаждал спокойствия и равновесия. Когда Халяб объявил войну Хире и послал туда свое войско, мне стало еще хуже, и я бросился лихорадочно искать безопасное пристанище. Люди говорили о войне, сравнивали силы обеих сторон, просчитывали их возможности. Я же сосредоточился на поисках стабильности. Забыл обо всем, только эта близкая цель стояла перед глазами. Словно я участвовал в гонке, будто кто-то преследовал меня. Открытость Самии и атмосфера в ее семье, восхищение девушки моим путешествием и ее сочувствие моему долгому страданию побуждали меня к решительному шагу, и я сказал себе: она само совершенство, без нее мне нет жизни. И обратился к имаму:

— Я положился на Аллаха и принял решение жениться.

— Ты нашел Арусу? — поинтересовался шейх.

— С ней покончено, — смутился я.

— На кого же пал твой выбор?

— Я пришел в ваш дом, — спокойно ответил я.

Шейх встретил мои слова улыбкой и спросил:

— Собираешься жениться как путешественник или оседлый житель?

Я откровенно ответил:

— Моя мечта никуда не исчезла.

— Все зависит от ее желания. Почему бы тебе самому с ней не поговорить?

Я засмущался:

— Будет лучше, если от моего имени это сделаете вы.

Он сказал понимающе:

— Пусть будет так. Я могу войти в твое положение.

На следующий день я получил ответ. Я страстно желал, и мне ответили согласием. Вскоре я снял квартиру на той же улице, и мы вместе ее обставили. Церемония бракосочетания прошла скромно, как и полагается в военное время. Мы начали семейную жизнь в собственном доме. Сердце радовалось, я уже почти обрел равновесие. С войны приходили ободряющие вести, но в сердцах многих поселилась печаль, а цены на все товары взлетели до небес. Шейх Хамид аль-Сабки предложил мне совместно вести дела в лавке древностей и ювелирных украшений. Я охотно принял его предложение. Нашими компаньонами стали два брата-христианина, которые держали магазин на гостиничной площади. От меня требовалось весь день находиться с ними в лавке. Впервые в жизни я принялся трудиться с таким усердием. В то же самое время Самия работала в больнице.