Айрис Мердок - Книга и братство

«Тетушка Роуз», думала Роуз, одинокая стареющая незамужняя тетка, такая нужная, чтобы пеклась о них, чтобы о ней пеклись. Возможно, они даже обсуждали, что с ней делать, когда она постареет. А почему бы и нет, да, почему бы нет? Это говорил в ней не здравый смысл, а любовь. Возможно, думала она, смерть Дженкина разрушила все старые связи. Пора прекращать горевать да тосковать. Она скучала по детским физиономиям Невилла и Джиллиан. А в недалеком будущем она могла бы нянчить их детей, воспитывать их, качать на коленях. (Но она же не любит детей!) В конце концов, новые обязанности — это новый стимул к жизни. Кто-то нуждается в ней по-настоящему. А Джерард… возможно, она даже сейчас уже потеряла его или, лучше будет сказать, лишилась иллюзий, что стоит ждать от него большего, большей близости, большей любви, чем видела до сих пор.

— А если говорить о вещах не столь важных, — продолжал Рив, — то на пасхальные каникулы мы планируем отправиться в круиз на полных четыре недели и хотим, чтобы ты была нашей гостьей — пожалуйста, пожалуйста! Маршрут волшебный: греческие острова, потом юг России. Всегда хотелось побывать на одесском пляже! Ты к нам присоединишься, Роуз, дорогая, правда же?

— Я уже договорилась на это время, — сказала Роуз, — моя давнишняя школьная подруга приезжает из Америки…

— Я пришлю тебе подробности, когда и куда мы отправляемся — постарайся подстроиться, с тобой путешествие будет прекрасным, и сообщи нам поскорей, поскольку надо заказывать билеты.

Роуз сама поразилась, как мгновенно она сообразила придумать старинную школьную приятельницу. Да, лгать она умеет. А все ее старые иллюзии, разве они не ложь тоже? Ей не хотелось принимать приглашение отправиться в круиз, и тем не менее она поняла, что и оставаться ей не хочется. Не хотелось ли ей наконец — все-таки — просто поехать туда, где она была так нужна?

Рив молчал, маневрируя возле триумфальной арки и ища поворот на нужную улицу; Роуз подсказывала ему направление. Затем возник вопрос парковки. Действует ли вечером правило желтой линии? Улица уже была забита припаркованными машинами. Может, лучше всего будет, если он высадит Роуз здесь, чтобы она заняла их столик? Он надеется, что вернется очень скоро! Роуз вышла из машины, помахала озабоченному кузену и смотрела, как «роллс» медленно и неуверенно удаляется. Дождь наконец прекратился. Она поспешила в отель, сняла пальто. После этого вместо того, чтобы направиться в обеденный зал, она нашла телефон и позвонила Джерарду. Слушая гудки, она представляла себя, с сердцем, замирающим от страха, мчащейся в такси обратно.

— Слушаю!

— Джерард… это я.

— О… да…

— Я в отеле. Рив паркует машину.

— Ну так что? — Голос звучал отчужденно.

— С тобой все в порядке?

— Да, конечно.

— Тот паренек все еще у тебя?

— Нет, он уехал.

— Ты читаешь книгу?

— Книгу Краймонда? Нет. Собираюсь выходить.

— Вот как… куда?

— Пойду поем где-нибудь.

— Будешь читать ее сегодня?

— Не думаю. Лягу спать.

— Джерард…

— Да?

— Мы скоро увидимся, правда?

— Конечно, конечно. Мне надо идти.

— Дождь прекратился.

— Хорошо. Слушай, мне надо идти.

— Доброй ночи, Джерард!

Он дал отбой. Конечно, телефон всегда его раздражал. Но если бы он сказал в ответ: «Доброй ночи, Роуз!» Какое-то время она могла бы с этим жить, как с прощальным поцелуем.

Джерард, уже в пальто, взглянул на большой пакет, так и лежавший там, куда он его положил: на стуле в прихожей. Разумеется, он заметил сходство, которое поразило Роуз до того, что ей стало страшно. Джерард тоже, хотя и по-другому, не мог не воспринять как зловещий тот факт, что именно этот посланник принес именно эту вещь. Когда он стоял близко к парнишке, наливая тому апельсиновый сок в стакан, что-то очень странное мелькнуло в его памяти, запах юных волос. Или то был просто их цвет, столь мучительно памятный, особый их оттенок, буйность и блеск, которые он ощутил и воспринял как запах.

Теперь, один на один с пакетом, он не мог не видеть в нем роковую вещь — роковую для него, роковую, может быть, для мира. Мелькнула мысль: если это единственный экземпляр, его долг уничтожить его.

«О, пусть это будет не ненависть, но любовь, не жалость, но любовь, не сила, о, не сила, не сила, за исключением духа Христова», — молился отец Макалистер, когда, подобрав полы сутаны, сдвинув плотно ноги и стиснув ладони, сидел и смотрел на схватку, происходящую с переменным успехом.

В квартиру Вайолет вторглись, и она отбивалась, как загнанный зверь. Тамар пригласила Гидеона, Патрисию и отца Макалистера на чай. Роуз и Джерарду ничего не сообщили. Все молчаливо решили не делать этого.

Пат убиралась на кухне. Она уже побывала в спальне Вайолет и собрала кучу траченных мышами пластиковых пакетов в мешок, чтобы выбросить в мусорный бак. Чаепитие происходило в спальне Тамар при включенном свете, поскольку день был пасмурный. Тамар застелила красивой скатертью складной стол, за которым обычно занималась. Со стола уже почти все было убрано и даже помыто той же Пат. Сэндвичи с ветчиной понравились священнику, к кексу никто не притронулся. Балом правил Гидеон.

— Вайолет, — говорил он, — вы должны согласиться и позволить нам позаботиться обо всем, позволить мне позаботиться обо всем. Мы очень давно обхаживаем вас, пора принимать решительные меры. Разве не видите, что все изменилось, эпоха другая. Можем ли мы стоять, сложа руки, и смотреть, как вы тонете?

— Я не тону, — ответила Вайолет, — спасибо за участие! И ничего не изменилось, кроме того, что Тамар стала груба и даже перестала пытаться быть вежливой со мной. Но это касается только нас. Ты, Патрисия и священник просто заявились…

— Тамар пригласила нас.

— Это моя квартира, не ее. Она мне ничего не говорила, со мной не советовалась…

— Ты была бы против! — возразила Тамар.

— Вижу, мое мнение уже ничего не значит. Я не желаю с вами разговаривать, я уже просила вас уйти — прошу еще раз, уходите, пожалуйста!

— Они мои гости, — сказана Тамар, — и они хотят предложить план, и это хороший план, так что, пожалуйста, выслушай… ты же согласилась, чтобы мы поехали на Рождество в Ноттинг-Хилл…

— Пришлось поехать, и я не получила никакого удовольствия.

— Пожалуйста, поймите, миссис Херншоу, — сказан священник, — что мы хотим добра, хотим сделать, как выразилась Тамар, что-то хорошее, мы пришли с миром…

— Как же все вы мне надоели, — продолжала упираться Вайолет, — еще и этого сентиментального пастора притащили. Нагло ворвались без всякого приглашения, воры, убийцы, грубо вторглись в мою частную жизнь…

Вайолет владела собой, за словом не стояла, только в ее голосе иногда слышались нотки истерики.