Айрис Мердок - Книга и братство

А пока произошло еще кое-что; она получила чек на крупную сумму из Нью-Йорка от Джоэла Ковица; чек пришел, хотя, по словам Джоэла, он сам подписал его, от Еврейского образовательного фонда. Тамар понимала, что обязана чеком Джин, и не верила ни в какой образовательный фонд. Она вскрыла конверт за завтраком, и мать, как всегда, когда ей приходила почта, следила за ней. Вайолет вцепилась в чек и порвала бы, не успей Тамар выхватить его, пообещав, что вернет Джоэлу, как ей все равно пришлось бы сделать. Отослав чек обратно Джоэлу с соответствующим выражением благодарности, она засомневалась, правильно ли поступила и не лучше ли было, не считаясь с матерью, положить эти деньги на свой банковский счет. Она задумалась над тем, насколько основательными были причины, побудившие ее это сделать. Когда Тамар решила, что должна уйти из Оксфорда, она отнеслась к этому как к сугубой жертве, долгу, чему-то абсолютно неизбежному. Думать, что в этом не было такой уж необходимости, было мучительно. Вайолет открыла ей их финансовое положение, и Тамар детально изучила его. Оно оказалось очень серьезным. Вайолет устроиться на приличное место не могла, дядя Мэтью умер, так что работа Тамар была совершенно необходимым условием сохранения в банке доверия к ним. Тамар понимала, почему мать не принимает помощь. Не забыла она и как Вайолет кричала: «Я достаточно сделала для тебя!» Это был вопрос чести.

На этот раз квартира Дункана выглядела иначе. В гостиной горели три лампы, в камине пылал огонь. В комнате хотя и было пыльно, царил порядок, даже груды книг вернулись на полки. На кухне, которую Дункан продемонстрировал Тамар первым делом, когда она пришла, было немного почище и опрятней, хотя окончательно справиться с застарелым хаосом Дункану было не по силам.

Тамар, подавив искушение оставить у себя, вернула постиранный и отглаженный большой белый платок, который унесла в прошлый раз. Они сидели на диване, придвинутом поближе к огню, Тамар — поджав ноги под себя, из-под юбки выглядывает тонкая лодыжка и туфелька с пряжкой — читала переданное ей Дунканом письмо адвоката Джин, который требовал от Дункана совместного обсуждения условий развода.

Предыдущей ночью Тамар видела необычно живой сон. Ей снилось, что она потерялась в круглом здании отеля, «высокого, как Вавилонская башня», и не могла найти свой номер и даже вспомнить, на каком он этаже. В отчаянии и тревоге она торопливо бегала вверх и вниз по лестницам и винтовым коридорам, разглядывая таблички на дверях и толкаясь в них, но двери были заперты. Наконец она нашла как будто нужную дверь и толкнула ее. Дверь открылась в маленькую ванную комнату. В ванне, в которой не было воды, лежала женщина в длинном красном платье и черной ажурной маске на лице. Сидевшая возле ванной женщина с каштановыми волосами и в очках, одетая, как сиделка, молча и враждебно оглянулась на Тамар. Она сразу поняла, что женщина в ванне, которая была без сознания или, может, мертва, — жертва какой-то страшной болезни, вроде чумы, скрываемой администрацией отеля. Отступив в ужасе от двери, Тамар увидела позади себя высокого худого человека с белокурыми, почти белыми волосами и очень светлыми голубыми глазами. Тамар подумала, что это врач, потом: «это мой отец» и он «исландец»! В следующий миг высокая фигура двинулась прочь и с ритуальной неспешностью коснулась ладонью стены коридора. Стена отъехала назад, открыв помещение, в котором Тамар узнала внутренность огромного стального сейфа. Отец вошел в него, стена вновь закрылась, и Тамар напрасно колотила в нее кулачками. Пытаясь понять, что означал ее сон, Тамар решила, что сиделка — это, конечно, Вайолет, а женщина, лежавшая в ванне. — Джин в красном и черном, как на балу. В этих двоих заключалась вся зловещесть, томительно-жуткая нереальность и (как чувствовала Тамар) нечистая неоднозначность сновидений. Другое дело отец; он редко снился ей, а когда такое случаюсь, с его образом связывалась некая чистота и несомненность, некая невинность, словно бы это действительно была не просто иллюзорная эманация подсознания, а реальный, периодически появляющийся гость из иного мира. Он неизменно был высок (хотя прежде ни разу не был исландцем), всегда благожелателен, хотя неизменно ускользал. Тот сон неожиданно и еще живей вспомнился сейчас Тамар, когда она сидела рядом с Дунканом на диване и читала важное письмо. Она подумала, что, может, отец действительно исландец, что раньше как-то не приходило ей в голову. Он явился в образе врача возле умирающей или умершей пациентки. Тамар тогда подумалось: может, он умер. Во сне он вошел в стальную камеру и дверь за ним закрылась. Она допускала вероятность того, что он мертв, но прежде никогда не задумывалась над этим всерьез. Она так нуждалась в нем и хотела верить, что он еще жив и существует где-то на свете. Возможно, он пришел к ней во сне, чтобы попрощаться. В странном жесте, когда он дотронулся ладонью до стены, была некая таинственная окончательность. Сейчас она подумала: он мертв, ее рука, державшая письмо, задрожала, другой рукой она коснулась рукава Дункана и обратила к нему встревоженное лицо.

Дункан взял у нее письмо и положил на пол. Он получил его утром. Конечно, он предполагал, что Джин предпримет такой шаг, но уверен не был. Он понял, что не в состоянии ни идти на работу, ни сидеть целый день дома и обдумывать новую ситуацию. Он повторял себе, как бывало прежде: он должен выжить, не дать тем двоим убить себя. Но сейчас фигура Краймонда, которая постоянно стояла перед его глазами и, вызывая в нем ярость, тем самым не давала ощутить окончательность потери, отошла в сторону: он видел только Джин, ушедшую Джин, его дорогую Джин, хладнокровно и бесповоротно порывающую всяческую узаконенную связь с ним. В то же время, казалось, слабое дуновение тепла, которое ничего не знало о смерти любви, донеслось от нее, пробуждая слабые чистые ожидания и воспоминания: как она бежала ему навстречу, когда он возвращался домой по вечерам, обнимала его за талию и потом они рассказывали друг другу, как провели день. Они были счастливы. Он все пытался «набраться мужества», «признать это наконец», понять, что случившееся — «правда». Сейчас, когда все надежды рухнули, он видел, как все-таки сильны они были. Предстоит отвечать на письмо адвоката, писать кошмарное заявление об отсутствии претензий, соглашаться на отвратительные условия, и все, чтобы помочь Джин больше никогда не видеть его, не думать о нем. Он сделает это ради нее, а потом покончит с собой, сказал он себе. О Краймонде он перестал думать. Факт непоправимой потери, вставший теперь перед ним, как черная скала, отправил Краймонда в небытие, как скоро отправит туда и Дункана.