Дмитрий Тростников - Знаменитость

Я моментально оказался возле этого технического шедевра. Две большие круглые пластиковые бобины: одна с пленкой, другая — пустая, уже были заряжены. Магнитофон гудел еле слышно, готовый начать запись в любой момент. Со всех сторон к нему стекались многочисленные электрические шнуры. Его хотелось нежно погладить по полированным бокам, словно послушного и сильного диковинного зверя! И я искренно пожалел, что сейчас здесь нет моего чудаковатого дружка Витьки Зяблицкого, чтобы он хоть раз живьем посмотрел, как выглядит то, к чему он должен стремиться, когда паяет «Sony» у себя на кухне.

— Интересуетесь, молодой человек? — спросил Василич. Он тоже, не без нежности, любовался фантастической японской техникой. — Великолепный аппарат. В Питере таких всего два экземпляра. У меня и у Муслима Магомаева. Месяц назад удалось достать. Как сказано у классиков «доставлено с таможни, контрабандный товар»… Десять тысяч рублей. Стоит как «Волга», на которой мы сюда приехали…

— Студийный? — спросил я.

— Полупрофессиональный, — с легким сожалением признался Василич. — Но, что особенно важно для качественной записи — многоканальный. Воспроизводит частоты от 20 герц до 18 тысяч — весь звуковой диапазон, который способно улавливать человеческое ухо… — авторитетно заметил подпольный предприниматель. — А вы разбираетесь?..

Я хотел возразить, что диапазон, который слышит человек, — на самом деле шире, но не стал. В конце концов, я сюда пришел не спорить, а смотреть и слушать. А обстановка здесь, что ни говори — поражала.

Целый таз винегрета стоял на полу в углу комнаты. Огромная эмалированная посудина, в таких хозяйки обычно стирают белье. Впрочем, тут же находился и ящик водки, что многое объясняло.

На продавленном и засаленном диванчике сидело несколько плохо выбритых и длинноволосых людей. Одеты они были сплошь в какие-то фирменные джинсы, свитера с картинками и иностранными надписями на груди. Но только вся эта совсем не дешевая одежда была или не стирана, или помята крайне небрежно. Нарочитым пренебрежением к дорогим шмоткам эта братия подчеркивала свое отличие от модных фарцовщиков — королей Невского проспекта.

Это собрались музыканты. На что недвусмысленно указывали инструменты, горой сваленные при входе. Мне показалось знакомым только одно лицо — клавишника, которого я уже видел вчера в «Поганке». В квартире было настолько накурено, что перехватывало дыхание. А пепел они стряхивали в пустые трехлитровые стеклянные банки.

Но, что было совсем удивительно: невзирая на внешнее убожество импровизированной студии и подчеркнутую неформальность отношений — здесь непостижимо присутствовал дух серьезных денег. Я ощутил это с первых же секунд и насторожился.

Между тем, Алеша уже успел поздороваться, похлопать по плечу всех музыкантов, которые яростно обсуждали чемпионат мира по футболу — вчерашний матч Италия-Аргентина.

— И что все носятся с этим молодым аргентинским нападающим? — недоумевал кудрявый и длинный тип, которого все звали Ёсиф. — Вчера этого хваленого Марадону намертво прикрыли, Аргентина и проиграла! — при этом Ёсиф разливал водку в подставленные граненые стаканы.

— Стоп! Стоп! — заметил маневр музыкантов Василич. — Вы что, бухать сюда пришли?! Ну-ка завязывайте! Я вам не за это плачу, — грозно объявил он. — Пока первую сторону не запишем — никакой выпивки. Наш солист, после вчерашнего, и так еле на ногах держится…

— Я в ажуре! — возразил Алеша, не выпуская стакана из рук. — Лучше, Василич, ты нам объясни: ты часом не еврей?.. Хватка у тебя такая деловая… А вот Ёська Шмеерзон — чистокровный еврей, но у него никакой хватки. Только как скрипку хватать знает да водку глушит похлеще иных русских!..

Музыканты рассмеялись.

— Уж хлеще тебя никто не пьет, Алеша, — разъярился Василич. — Ну-ка все по местам! Живо инструменты настраивать!.. А ты, голуба моя, иди сюда, определимся, что исполнять будем, — он забрал стакан из рук разочарованного Алеши и увел его в угол комнаты показывать какие-то исписанные листочки.

Музыканты покорно разобрали инструменты и разошлись по своим местам. Басист подсоединил электрический шнур к гитаре и подошел к крайнему висящему микрофону. Ударник встал за два небольших плоских барабана. Клавишник так и остался на диване, но подтянул ближе стойку с небольшой электроорганолой.

Между тем, Василич и Алеша вдруг громко заспорили.

— Не буду я это петь! — горячо возражал Алеша, от возмущения наивно и нелепо выпучив глаза. — Ну, что это: «А на вышке маячит распроклятый чекист»!.. Это же чистая антисоветчина. На наши концерты смотрели сквозь пальцы, пока мы воровской романтикой занимались. А если в антисоветчики запишут — это конкретным сроком пахнет! Я потом в зоновской самодеятельности выступать не желаю!..

— Ну, какая же это антисоветчина, Алеша?! — возражал Василич. — Просто классическая лагерная песня: «По тундре, по железной дороге, где мчал товарный «Воркута-Ленинград»… Ее столько поколений пело. Ну и потом, у нас же с репертуаром — швах! Одно и то же перепеваем. В одной аранжировке, в другой, в третьей… Вот я и подобрал старые народные песни. Уверен, людям они понравятся, и новый альбом разойдется на ура. Артисту нельзя надоедать публике, иначе потом никому не будешь нужен…

Алеша перестал возражать и как-то сник. Только смотрел в окно на строящийся микрорайон с высоты девятого этажа и, словно ребенок, скреб ногтем по стеклу. Его белый костюм даже как-то осунулся на сутулых плечах.

— А мне, думаешь, не надоело? Столько лет петь «взял я фрайера на гоп»?.. Я уже ненавижу этот блат! Я ведь что угодно могу спеть: романсы, народные песни, эстраду, что хочешь!.. Я ведь артист. А никто не верит. Вот даже ты не веришь в меня…

Мне показалось, что последние слова Алеши умудрились кольнуть непрошибаемого Василича. В маленьких глазах мясистого крепыша дрогнуло мгновенное сомнение.

— Алешка! Если все можешь — спой «Яростный стройотряд»?! «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди»!.. — съязвил Ёсиф и еще пропилил смычком по скрипке, издав настолько гнусный звук, что все в комнате сморщились.

— Все тебе хохмить, Ёська! — повернулся Алеша.

— Ну, и кто же у нас тут король блатной песни?.. — заискивая, подбодрил Василич.

Певец снял белый пиджак и повесил его на спинку стула. Оставшись в жилетке, сильно ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Подошел к центральному микрофону и громко пошкрябал его ногтем. Убедившись, что техника работает, певец обернулся к Василичу и спросил:

— С чего начинаем? — он уже опять улыбался до ушей. — Чтобы я ушел из шоу-бизнеса? Не дождетесь!.. — Эти Алешины мгновенные перепады настроения были поразительны.