Амели Нотомб - Форма жизни

Остались позади каникулы, я вернулась в Париж. Вышел мой новый роман, и я была так же загружена, как и каждую осень. Сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь – сколько я работаю в эти месяцы, не знает даже мой издатель. И все же не проходило дня, чтобы какая-то потаенная часть моей души не терзалась тревогой за Мелвина Мэппла. Человек весом без малого 200 кг не может так запросто исчезнуть без следа.

Посылая поздравительную открытку моему американскому издателю, я, после дежурных пожеланий счастливого Рождества и Нового года, не удержавшись, приписала довольно неуместный постскриптум: «Солдат вашей армии, несущий службу в Багдаде, о котором я говорила газетчикам в Филадельфии, перестал подавать признаки жизни. Нельзя ли как-нибудь с ним связаться?» Я не позволила бы себе задать подобный вопрос, не будь Майкл Рейнолдс золотым человеком.

Вскоре я получила Season’s greetings [26] Здесь: новогоднее поздравление ( англ .). от издателя с ответом на мой постскриптум в виде электронного адреса с пометкой Missing in action [27] Здесь: пропавшие без вести ( англ .). . Ангел, а не человек!

Интернет для меня terra incognita, и я прибегла к помощи одной своей знакомой пресс-атташе, чтобы послать запрос о судьбе рядового 2-го класса Мелвина Мэппла. В ответ пришло короткое и загадочное послание: «Melvin Mapple unknown in U.S.Army» [28] «Мелвин Мэппл в Армии США не числится» ( англ .). .

Тогда я решила сформулировать запрос иначе, написав имя солдата так, как это следовало делать на конвертах: ряд непонятных мне заглавных букв, в середине «Мэппл», затем снова буквы. Ничего удивительного. Мне случалось переписываться с французскими военными, чьи армейские адреса выглядели не менее странно, причем имя в них никогда не фигурировало. «Великая немая» [29] Так называли французскую армию, потому что до 1945 г. военные не имели права голоса. В ироническом контексте выражение употребляется до сих пор. любит таинственность.

И на этот раз компьютер ответил, что ничего не имеет сообщить о некоем Говарде Мэппле, несущем службу в Багдаде.

Пресс-атташе спросила, удовлетворена ли я. Мне не хотелось больше ее затруднять, и я сказала, что ответ меня устраивает: «Наверно, он пользуется для нашей переписки своим вторым именем».

На самом деле я не была в этом уверена. Я не знала даже, имеет ли этот Говард Мэппл хоть какую-то связь с Мелвином. Мало ли американцев по фамилии Мэппл? На всякий случай я написала Говарду Мэпплу на иракский адрес, который был мне хорошо знаком:

Дорогой Говард Мэппл,

Извините за беспокойство. Дело в том, что я переписывалась с военным, который, как и Вы, несет службу в Багдаде, по имени Мелвин Мэппл. Я не имею от него вестей с мая 2009 года. Знаете ли Вы его? Может быть, Вы могли бы мне помочь? Заранее благодарна.

Амели Нотомб

Париж, 5/01/2010

Дней десять спустя мое сердце забилось чаще при виде конверта с моим именем, точь-в-точь похожего – во всем, вплоть до почерка, – на письма от Мелвина Мэппла. «Наконец-то я узнаю, что с ним случилось», – подумала я, радуясь, что друг нашелся. Сказать, что письмо меня удивило, – ничего не сказать.

Мисс,

Вы уже достали меня вашими бреднями. Этому педриле Мелвину я больше ничего не должен. Можете написать ему в Балтимор по адресу…

А от меня отвяньте на фиг.

Говард Мэппл

Багдад, 10/01/2010

Что ж, в выражениях этот Говард не стеснялся, не в пример корректному Мелвину. Это было тем более поразительно, что все, кроме тона письма, в точности совпадало: бумага, конверт и даже почерк один к одному моего друга. Это, впрочем, было объяснимо: я часто замечала, как похоже пишут американцы, – я говорю о старательном почерке, которому учат в некоторых школах, а не о беглом, безусловно, у каждого индивидуальном. Как бы то ни было, Говард мог не беспокоиться: больше я его не потревожу. Он сообщил мне главное: Мелвин вернулся в Балтимор, и даже его тамошний адрес теперь у меня был.

Вот чем, должно быть, отчасти объясняется его молчание. Его скорее всего отправили в США неожиданно, в одночасье, он вряд ли успел толком подготовиться. Я могла себе представить его встречу с родиной после шести лет на иракском фронте – и встречу с родными, ошеломленными его новой комплекцией.

Бедняга Мелвин, надо думать, погряз в депрессии. Драма потерпевших крушение на жизненном пути в том, что, вместо того чтобы открыть душу людям, они замыкаются в своем страдании, и нипочем их оттуда не выманить. Конечно, напиши мне Мелвин об этом, я ничем не смогла бы ему помочь. Но, по крайней мере, он смог бы выговориться, если считать переписку разговором; исповедь спасительна.

А может быть, Мелвин Мэппл нашел в Балтиморе старых или новых друзей и я больше ему не нужна. Я ему от души этого желала. И все же мне хотелось по крайней мере проститься с человеком, который некоторое время что-то значил для меня.

Надо было найти верный тон. Упрекать его – это мне бы и в голову не пришло: каждый волен молчать. Я сама не терплю, когда меня корят за долгое молчание, и признаю за моими знакомыми право не отвечать на мои письма. С другой стороны, могу ли я скрывать, что мне его не хватало?

Если что-то не пишется, есть только один способ справиться с этим: садись и пиши. Нужные и верные мысли приходят только в процессе.

Дорогой Мелвин Мэппл,

Некий Говард Мэппл сообщил мне, что Вы вернулись на родину, и дал Ваш адрес. Какая радость получить известие о Вас! Признаюсь, я немного тревожилась, но вполне понимаю, что, в силу внезапности отъезда и потрясения от встречи с родиной, у Вас не было ни времени, ни душевных сил, чтобы написать мне.

Когда это будет возможно, может быть, черкнете мне письмецо? Я очень хочу знать, как Вы живете. После нескольких месяцев нашей переписки Вы не чужой для меня человек. Я часто думаю о Вас. Как поживает Шахерезада?

Ваш друг

Амели Нотомб

Париж, 15/01/2010

Я заклеила конверт; мне казалось, что я не отправляю письмо, а бросаю бутылку в море.

Я имею обыкновение отправлять в мусорную корзину гадости, которые мне пишут. Письмо Говарда Мэппла я, однако, сохранила: оно заинтриговало меня, хоть я и понимала, что все это могло иметь вполне безобидный смысл. Кому, как не мне, знать, что в письмах пишут иногда, мягко говоря, странные вещи, которые ровным счетом ничего не значат. Люди в большинстве своем почему-то боятся произвести приятное впечатление и любят напустить туману.

Ответа от Мелвина все не было. Должно быть, армейская почта работает лучше американской. Я поймала себя на том, что все время нахожу солдату оправдания. А ведь это я, между прочим, отыскала для него художественную галерею, не говоря уж о том, что добросовестно исполняла роль наперсницы. Моя снисходительность меня погубит.