Чума в Бедрограде

— И с нашей стороны было бы… некрасиво препятствовать представителям БГУ имени Набедренных проследить за судьбой оружия, — не менее дружелюбно поддержал его Андрей, — если, конечно, вы сочтёте это необходимым.

— Вопрос оставшихся в вашем владении пистолетов, само собой, будет решаться уже без нашего участия, — совсем уж медовым тоном завершил Гошка.

Вопрос оставшихся пистолетов важен — пиздец как важен.

Во Всероссийском Соседстве контрабанда и доступ к разнообразным незаконным элементам действительности — искусство повыше политики. Тоже ничего нельзя, но всё вроде как можно. Порт этим вон и живёт — и все, блядь, это знают.

Если с чем-то и есть настоящая определённость — так это с оружием. То есть и тут, конечно, романс с тройным припевом, но уже на международном уровне: Пакт о Неагрессии во имя блеска и своевременного увлажнения европейских задниц подписан, армии во Всероссийском Соседстве нет и быть не может, зато имеется невыносимо раздутый госаппарат, где каждому второму правомочно полагается табельное. Армии нет, нет армии, агрессии тоже нет, есть только гэбни, которым можно пистолеты, и некоторые младшие служащие, которым можно пистолеты, и некоторые полуслужащие, которым можно аж до ружей, и Расстрельный Комитет, которому как раз ружья и можно, и Силовой Комитет, которому можно всё — и огнемёты в придачу. Но эта песнь — для Европ, а внутри государства присутствует неожиданная и почти пугающая ясность: госслужащим оружие можно и очень нужно (чтобы армии не было, но при этом она была), а всем прочим — нельзя категорически (чтобы никакой видимой агрессии, и чтобы никто в Европах не задумался о количестве оружия в неагрессивном Всероссийском Соседстве).

Достать нелегальное оружие в Бедрограде, даже в Порту — это вам не рюкзак твири пронести. Сложно.

И посадить, а то и расстрелять, за нелегальное оружие в Бедрограде — это вам не причастность к чуме доказать. Просто.

Ну а сделать так, чтобы госслужащему официально и по-белому было запрещено своё вполне легальное оружие носить, — задачка для второго курса юрфака, но всё равно приятно не ржаветь.

Андрей на днях обронил выразительное, хоть и упадническое, словцо — безвыигрышная ситуация . Миленький-то, как обычно, про себя говорил, но сейчас оно очень к месту.

Если университетские внаглую продолжат таскать при себе стволы (табельные или контрабандные — похер) — их быстро задержат, уж Гошка-то проследит за тем, чтобы младшие служащие Бедроградской гэбни знали, что и у кого искать. Если покорятся и сложат лапки ладонями на стол — что ж, репутация всё той же Бедроградской гэбни не на пустом месте возникла, они никогда и не скрывали своей любви к силовым методам.

Десять лет назад, после того, как будущего 66563 совершенно скотским образом увели из-под носа и посадили на Колошму столичные из тривиальной сучьей жадности, гэбня города Столицы ополовинилась.

И это было достойное деяние.

Выйдет действительно весело, если Университетскую гэбню в итоге упразднят за неимением Университетской гэбни.

— Вы всерьёз полагаете, что отсутствие пистолетов нас остановит? — зло гавкнули Охрович и Краснокаменный, в упор глядя на Гошку.

— Мы в любом случае предпочитаем более изящные методы.

— Более длительные.

— Розги — это только начало.

— Потом вступают отбойные колотушки.

— И Александр. В качестве ударного инструмента.

— Так звучит симфония истинной боли.

Шутку про Александра Гошка уловил с первого раза, спасибо. О том, что он стареет, страдает непрофессионализмом, имеет ограниченный репертуар псевдонимов и прочей хероте он подумает как-нибудь потом.

На чьих-нибудь похоронах, например.

— Да, — сказал он, откидываясь на стуле, — мы всерьёз полагаем, что отсутствие пистолетов вас остановит. Потому что если оно вас не остановит, нам всем предстоит предельно частная беседа, и есть подозрение, что суммарная боевая подготовка у Бедроградской гэбни несколько выше, чем таковая у гэбни Университетской.

Андрей тихо вздохнул — как же так, испоганить блистательную бюрократическую победу прямыми угрозами! Гошка тоже вздохнул — глубоко и с наслаждением.

Он желание сказать что-нибудь относительно честное прямо в рожи университетским все эти хер знает уже сколько лет давил, он свой шанс упускать не намерен.

— Засим встречу гэбен предлагаем считать завершённой, если её вообще можно назвать состоявшейся, — прогнул-таки свою линию Андрей. — Поскольку полномочия гэбни БГУ имени Набедренных временно приостановлены, её головы не имеют права находиться в помещении для встречи гэбен.

— Ввиду чего оным предлагается стены данного немедленно помещения покинуть, — закончил Бахта и в который раз жизнерадостно улыбнулся.

Ройш и Базальд молча склонили головы, поднялись. Охрович и Краснокаменный тоже встали — громко и экспрессивно, в последний раз одарили Гошку взглядами, однозначно переводимыми как «мы тебя найдём, сука».

Засим встреча гэбен завершилась, поскольку университетские вышли.

Ищите-ищите.

Чем быстрее найдёте — тем сами виноваты.

Университет. Дима

Габриэля Евгеньевича нашли в Порту меньше часа назад, и Святотатыч сразу позвонил на кафедру. Подробностями делиться не стал принципиально, просто озабоченным тоном сообщил, что Университет хочет послать кого-нибудь условно-медицинского в Порт.

Габриэля Евгеньевича нашли, и Святотатыч ни на что конкретно не намекал, но условно-медицинский посланник хотел иметь при себе хоть сколько-нибудь лекарства от чумы.

Просто так, знаете, на всякий.

Дима не хотел ехать. Вот не хотел и всё. Он видел, какими тихими и молчаливыми вернулись со встречи гэбен Ройш с Ларием, какими громкими и злыми — Охрович и Краснокаменный. Он видел, что, услышав о чумном Габриэля Евгеньевиче в Порту, Ларий встрепенулся и метнулся к телефону, а Ройш безразличным тоном осадил его, сказав, что шансов успеть уже нет.

Университетскую гэбню уже отстранили.

И никто не сказал этого вслух, но все очень явно подумали о том, что, наверное, лучше было дать Гуанако взорвать свой желанный юбилей Первого Большого. И не встречаться.

Дима не хотел ехать в Порт за Габриэлем Евгеньевичем, потому что всё никак не уходило ощущение, что его, Димино, присутствие на кафедре делает гэбне чуть лучше. Он даже не лез особо с разговорами, просто сидел на диванчике под чучелом Твирина и смотрел, как Ларий заворачивает в грубую бумагу извлечённую из сейфа кобуру.