Чума в Бедрограде

Так-то оно так, но есть одно но.

— Видимо, самое время обратить твоё внимание на то, что Максима тут по-прежнему нет. И, если только наши с тобой блистательные умы не догадаются, где его искать, нет никаких гарантий, что в урочный завтрашний час он появится, а лужа, соответственно, минует.

Кто пессимист, Дима пессимист?

Он бы назвал это оголтелым реализмом.

Оголтелый реализм, например, никогда не разделял всеобщих восторгов в адрес Максима (оголтелый реализм вообще отличается чернущей неблагодарностью, по поводу чего сейчас грызться попросту нет сил, Дима внесёт страдания совести в завтрашний рабочий график). У Максима могут быть недостатки, но одного точно не отнять — он серьёзный, он надёжный, он не подведёт; ага-ага, отлично не подводит.

И вообще, когда про кого-то много говорят и постоянно упоминают какую-нибудь одну его черту, на практике обычно получается, что именно этой-то черты у него и нет. Слабый здоровьем Габриэль Евгеньевич ещё всех их переживёт и уйдёт с сотрясением мозга на своих ногах. Надёжный Максим слился незнамо куда накануне встречи гэбен. Развратный Гуанако по собственному признанию перед очередной смертью только и говорил что о сложных отношениях и неоднозначных связях со своими не столь и многочисленными мужчинами. Приятный Ларий Валерьевич, думающий исключительно о входящих, исходящих и температуре кафедрального чайника, думает ой не только о температуре кафедрального чайника. Невыносимые Охрович и Краснокаменный, интересующиеся только тем, в кого нарядить кафедральное чучело, сегодня уехали на поиски следов Брови в Хащину (и вообще почему-то до сих пор не сдали Университет Бедроградской гэбне — а ведь так вышло бы гораздо забавнее).

Никто не ставит капельницы аккуратнее суматошного Попельдопеля и никто не переживает происходящее глубже чёрствого Ройша.

А (во имя сохранности психики оставленный без эпитета) Дима, как показывает практика, порождает крайне, крайне глубокие мысли.

Крайне глубокие.

В гостиной было так же, как и везде: умеренно-бардачно. Грязные пятна (местами ещё лужицы) по всему полу, опасно накренившаяся стопка каких-то журналов (Падение Хуя само приходит на ум!) в центре — всё остальное, кажется, на местах. Судя по тому, что бесконечный хрусталь, фарфор и прочая керамика стояли себе на полочках, масштабного насилия здесь всё-таки не происходило.

Или оно происходило тихо и локально.

Ковёр, например, могли запятнать кр-р-ровью.

Коварные электрики!

— Вот это давай-ка перепрячем, — метнулся Гуанако к копиям запросов к фалангам, лежащим промеж двух (как это по-домашнему интимно) печатных машинок, — или даже заберём с собой.

Дима критически осмотрел люстру и не обнаружил на ней следов свисания Габриэля Евгеньевича, что несколько уменьшало вероятность того, что, когда пришли электрики, он на ней качался.

Впрочем, Габриэль Евгеньевич не очень тяжёлый.

Если бы личный опыт не говорил обратного, Дима, как и многие, даже тоже верил бы, что и не очень телесный.

— Габриэль Евгеньевич прятал в ворохе древнего снобского чтива документы, подтверждающие его британское гражданство? А теперь решил-таки ими воспользоваться, и больше мы его никогда не увидим? — свершил Гуанако Падение Хуя путём приложения ножной физической силы к неустойчивой стопке журналов — и тем самым обломав возможность свершить оное Диме.

Хоть складывай обратно и рушь ещё раз собственноножно, стопка-то была что только не по пояс.

— Насколько мне известно, нет, — отверг ещё один весьма вероятный вариант развития событий Дима, — потому что, во-первых, нет у него никакого британского гражданства, а во-вторых, все документы он хранит в верхнем ящике, ключ от которого он хранит в третьем ящике. И да, я тоже полагаю, что это не очень конспиративно. Мы с Габриэлем Евгеньевичем не только цветом волос похожи, знаешь ли.

Но и тем, например, что они — оба-два — по всем окрестным любителям (главный из которых сейчас пристально рассматривал прочие лежащие на столе бумажки и содержимое ящиков, в верхнем из которых обнаружил-таки вполне нетронутые документы Габриэля Евгеньевича) славятся как местечковые кассахи, хотя ни один из них собственно кассахом и не является.

С Габриэлем Евгеньевичем всё относительно понятно: Габриэль Евгеньевич — сын женщины, и мать его — британка, так что генетически он полубританец-полукассах, откуда и сочетание чёрных-чёрных волос с голубыми глазами. Юридически, разумеется, во Всероссийском Соседстве кассахов нет, и вообще он Гаврила Онега, простой росский парень с Пинеги, какие могут быть сомнения.

Дима — человек более весёленький, поэтому и ситуация у него более весёленькая.

Плато Кассэх, как известно, является частью Объединённой Британии-Кассахии, территориально при этом располагаясь в средней полосе Всероссийского Соседства. Анклав, короче. И не просто анклав, а особенный — отличающийся, например, удивительно стабильным приростом населения. Безо всяких алхимических печей — у них там, на плато, полный разврат и естественное деторождение.

Вот и выходит, что население паталогически некуда девать, ибо анклав ещё и очень-очень маленький.

В принципе, новорожденных кассахов вполне можно было бы увозить на Британский остров — с частью так и делают, только британцев почему-то не очень увлекает идея тащить к себе безродных младенцев через всё Всероссийское Соседство, которое с довольным видом дерёт за эти забавы налоги в тройном размере.

(Вообще говоря, им стоило бы попробовать контрабандные методы — ну там по ящикам детей распихивать, под вагонными койками провозить, дети же, в отличие от травы, даже не пахнут особо. По крайней мере, первые несколько дней.)

С другой стороны, не всегда же Плато Кассэх было анклавом, до начала тридцатых — просто ещё одной необычной частью Всероссийского Соседства. И у необычной части после отделения сохранились с Соседством необычные дипломатические отношения, эдакое тайное джентльменское соглашение, про которое все делают вид, что его нет: плато спускает в Соседство своих младенцев, Соседство взамен их принимает и как-то устраивает им жизнь, ну и в целом ведёт себя по-человечески.

Генетика — область сложная и малоизученная, с законами фенотипического наследования поди ещё разберись. Ну был дедушка блондин, был батюшка блондин, а сынок уродился брюнет — мало ли. Алхимические печи, производящие население Всероссийского Соседства, работают по принципам, оному населению (по крайней мере, лично Диме, что лишний раз намекает на то, что кто-то тут ни в одном глазу не врач) неизвестным, это артефакт иных цивилизаций, честно спизженный когда-то Революционным Комитетом всё из той же Британии.