Игорь Губерман - Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Сказал однажды Геродот,
известный древности историк,
что грешник подлинный лишь тот,
кому запретный плод был горек.

Отменной зоркости пример
сыскался в книге Теофраста:
пластичность жестов и манер —
заметный признак педераста.

Заметил некогда Сенека,
явив провиденье могучее,
что лишь законченный калека
не трахнет женщину при случае.

А чуткий к запахам Хилон
весьма любил, как пахнут кони,
но называл одеколон
«благоуханием для вони».

Прочел у некоего грека
(не то Эвклид, не то Страбон),
что вреден духу человека
излишних мыслей выебон.

Великий скульптор Поликлет
ваял роскошно и сердито:
кто б ни заказывал портрет,
он вылеплял гермафродита.

Писал когда-то Еврипид,
большой мастак в любви и спорте:
«Блаженный муж во сне храпит,
а не блаженный — воздух портит».

Был Демосфен оратор пылкой
и непосредственной замашки,
а если бил кого бутылкой —
рука не ведала промашки.

Прекрасно умственной отвагой
у Архимеда изречение:
«Утяжеленность пьяной влагой
приносит жизни облегчение».

Полезно в памяти иметь
совет интимный Авиценны:
«Не стоит яйцами звенеть,
они отнюдь не звоном ценны».

В саду своем за чашкой чая
сказал однажды Фукидид:
«Мудрец живет, не замечая
того, про что кретин — галдит».

Был молод циник Диодор,
но у него дыханье сперло:
соленый мелкий помидор
попал в дыхательное горло.

Виноторговец Аристипп
ничуть умом не выделялся,
но был такой распутный тип,
что даже скот его боялся.

Признался как-то Эпикур,
деля бутылку на троих,
что любит он соседских кур
гораздо больше, чем своих.

Когда ученая Аспазия
плоды наук в умы внедряла,
то с мужиками безобразия
на манускриптах вытворяла.

Жил Диоген в убогой бочке,
но был он весел и беспечен
и приносил туда цветочки,
когда гречанку ждал под вечер.

Любил себя хвалить Гомер,
шепча при творческих удачах:
«Я всем векам даю пример,
слепые видят зорче зрячих».

Как объяснил друзьям Эсхил,
заплакав как-то ближе к ночи:
«Когда мужик позорно хил,
его супругу жалко очень».

Легко слова Эзопа эти
ко всем эпохам приложить:
«Хотя и плохо жить на свете,
но это лучше, чем не жить».

Весьма ученый грек Фалес
давал советы деловые:
«Не заходи бездумно в лес,
который видишь ты впервые».

Был тонкий логик Эпидод,
писал он тексты — вроде басен:
«Дурак не полностью — лишь тот,
кто с этим полностью согласен».

С людьми общался Архилох
без деликатности и фальши:
«Пускай ты фраер или лох,
но если жлоб — отсядь подальше».

Был Горгий — истинный философ:
людей в невежестве винил
и тьму загадочных вопросов
еще сильнее затемнил.

Жил одичало Эпиктет —
запущен дом, лицо не брито,
но часто пил он тет-а-тет
с женой соседа Феокрита.

Пиндар высоким был поэтом,
парил с орлами наравне,
но успевал еще при этом
коллегу вывалять в гавне.

Сказал философ Парменид,
не допускавший верхоглядства,
что каждый день его тошнит
от окружающего блядства.

Одна из мыслей Эмпедокла
мне исключительно любезна:
«Чья репутация подмокла,
сушить такую — бесполезно».

Блуждал по небу взор Лукреция,
раскрыт был мир его уму,
и вся мифическая Греция
была до лампочки ему.

Учил угрюмый Ксенофан,
что мир обрушится в итоге,
поскольку неуч и профан
повсюду вышли в педагоги.

С похмелья раз Анаксимандр
узрел природы произвол:
близ дома росший олеандр
большими розами зацвел.

Зенон, кидая крошки в рот,
заметил в неге и покое,
что бездуховен только тот,
кто знает, что это такое.

Не зря писал Экклезиаст,
и я в его словах уверен:
«Опасен тот энтузиаст,
который всех пасти намерен».

В театре сидя, Анахарсис
уже почти что задремал,
но испытал такой катарсис,
что стал заикой и хромал.

Был очень мудрым Демокрит,
и вот ума его творение:
«Когда душа в тебе горит,
залей огнем ее горение».

Приятно мне, что старший Плиний
со мною схож во вкусах был
и плавность нежных женских линий
весьма и всячески любил.

А младший Плиний в тот момент
писал совсем иные книжки,
поскольку был он импотент
и знал о ебле понаслышке.

Состарясь, ветхий Ганнибал
в тени от лавра за колодцем
детишкам байки загибал,
что был великим полководцем.

Молился Зевсу жрец Пирей
и от судьбы не ждал злодейства,
но слух пошел, что он еврей,
и с горя впал он в иудейство.

Как сам Лукулл, не мог никто
перед едой произнести:
«Всегда идет на пользу то,
что вред не может принести!»

Солон писал законы все,
чтоб обуздать умы и души,
но сам один из них нарушил,
за что в тюрьму позорно сел.

И духом был неукротимый,
и реформатор был Пиррон,
нанес весьма он ощутимый
хозяйству Греции урон.

Сказал однажды Заратустра,
что слышал он, как пела птица:
«Не надо, люди, слишком шустро
по этой жизни суетиться!»

Мирил соседей Гесиод,
когда они бывали злы:
«Над нами общий небосвод,
а вы ругаетесь, козлы!»

Рассеян был Аристобул
и влип однажды в передрягу:
чужие тапочки обул,
и в рабство продали беднягу.

Напрасно мучился Конфуций,
пытаясь к разуму воззвать:
«Не надо свой отросток куцый
куда ни попадя совать!»