Игорь Губерман - Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Хвала и слава лилиям и розам,
я век мой пережил под их наркозом.

К любви не надо торопиться,
она сама придет к вам, детки,
любовь нечаянна, как птица,
на папу капнувшая с ветки.

Милый спать со мной не хочет,
а в тетрадку ночь и день
самодеятельно строчит
поебень и хуетень.

Весьма заботясь о контрасте
и относясь к нему с почтением,
перемежал я пламя страсти
раздумьем, выпивкой и чтением.

Нет сомнения в пользе страданий:
вихри мыслей и чувства накал,
только я из любовных свиданий
больше пользы всегда извлекал.

В тихой смиреннице каждой,
в робкой застенчивой лапушке
могут проснуться однажды
блядские гены прабабушки.

И стареть не так обидно,
вспомянув исподтишка,
как едала джем-повидло
с хера милого дружка.

Бес любит юных дам подзуживать
упасть во грех, и те во мраке
вдруг начинают обнаруживать
везде фаллические знаки.

Как виртуозны наши трюки
на искре творческого дара,
чтобы успешно скинуть брюки
в чаду любовного угара!

Свой имею опыт я, но все же
слушаю и речи знатоков:
евнухи о бабах судят строже,
тоньше и умнее мужиков.

Когда Господь, весы колебля,
куда что класть негромко скажет,
уверен я, что наша ебля
на чашу праведности ляжет.

Не зря стоустая молва
твердила мне, что секс — наркотик:
болит у духа голова
от непоседливости плоти.

С возрастом острей мужицкий глаз,
жарче и сочней души котлета,
ибо ранней осенью у нас,
как у всей природы — бабье лето.

Теперь и вспомним-то едва ли,
как мы плясали те кадрили,
когда подруги то стонали,
то хриплым криком нас бодрили.

Ромашки, незабудки и гортензии
различного строенья и окраски
усиливают с возрастом претензии
на наши садоводческие ласки.

Врачует боль любой пропажи
беспечной лени талисман,
во мне рассеивал он даже
любви густеющий туман.

Лишь то, что отдашь,
ты взамен и получишь,
поэтому часто под вечер
само ожидание женщины — лучше,
чем то, что случится при встрече.

Это грешно звучит и печально,
но решил я давно для себя:
лучше трахнуть кого-то случайно,
чем не мочь это делать, любя.

За повадку не сдаваться
и держать лицо при этом
дамы любят покрываться
королем, а не валетом.

Всякой тайной мистики помимо,
мистика есть явная и зримая:
женщина, которая любима,
выглядит стройней, чем нелюбимая.

Я красоту в житейской хляби
ловлю глазами почитателя:
беременность в хорошей бабе
видна задолго до зачатия.

Белея лицом, как страница
в надежде на краткую строчку,
повсюду гуляет девица,
готовясь на мать-одиночку.

Я так зубрил познания азы,
что мог бы по стезе ума пойти,
но зовы гормональной железы,
спасибо, совлекли меня с пути.

А жалко, что незыблема граница,
положенная силам и годам,
я б мог еще помочь осуществиться
мечте довольно многих юных дам.

Мы судим о деве снаружи —
по стану, лицу и сноровке,
но в самой из них неуклюжей
не дремлет капкан мужеловки.

Да, в небесах заключается брак,
там есть у многих таинственный враг.

Бог чувствует, наверно, боль и грусть,
когда мы в суете настолько тонем,
что женщину ласкаем наизусть,
о чем-то размышляя постороннем.

Предчувствуя любовную удачу,
я вновь былую пылкость источаю,
но так ее теперь умело прячу,
что сам уже почти не замечаю.

Весь век земного соучастия
мы учим азбуку блудливости —
от молодого любострастия
до стариковской похотливости.

Все беды у меня лишь оттого,
что встретить пофартило и любить
мне женщин из гарема моего,
который у меня был должен быть.

Подавленных желаний тонкий след
рубцуется, но тлеет под золой,
и женщина грустит на склоне лет
о глупой непреклонности былой.

Мне кажется, былые потаскушки,
знававшие катанье на гнедых,
в года, когда они уже старушки, —
с надменностью глядят на молодых.

Творца, живущего вдали,
хотел бы я предупредить:
мы столько дам недоебли,
что смерти стоит погодить.

Я в разных почвах семя сеял:
духовной, плотской, днем и ночью,
но, став по старости рассеян,
я начал часто путать почву.

Я прежний сохранил в себе задор,
хотя уже в нем нет былого смысла,
поэтому я с некоторых пор
подмигиваю девкам бескорыстно.

В любых спектаклях есть замена,
суфлеры, легкость обсуждения;
постель — единственная сцена,
где нет к актеру снисхождения.

С годами стали круче лестницы
и резко слепнет женский глаз:
когда-то зоркие прелестницы
теперь в упор не видят нас.

Любовь как ни гони и ни трави,
в ней Божьему порядку соответствие,
мы сами ведь — не больше, чем любви
побочное случайное последствие.

А бывает, что в сумрак осенний
в тучах луч означается хрупкий,
и живительный ветер весенний
задувает в сердца и под юбки.

Кто недавно из листьев капустных,
тем любовь — это игры на воле,
а для взрослых, от возраста грустных,
их любовь неотрывна от боли.

А наша близость — только роздых
на расходящихся путях,
и будет завтра голый воздух
в пустых сомкнувшихся горстях.

Что к живописи слеп, а к музыке я глух —
уже невосполнимая утрата,
зато я знаю несколько старух
с отменными фигурами когда-то.

Логической мысли забавная нить
столетия вьется повсюду:
поскольку мужчина не может родить,
то женщина моет посуду.