Игорь Губерман - Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Какой-то незапамятный тиран из древнегреческого города Сиракузы заподозрил ювелира своего в утаивании золота, которое мошенник заменил избыточным количеством серебра. И Архимеду поручил тиран исчислить, есть ли кража. Все дальнейшее достаточно известно человечеству: мудрец додумался, как разрешить задачу, и выскочил из ванны с криком «Эврика!». А вот зачем полез он в ванну, когда было ему поручено неотложное дело? Я отвечу: лень и связанный с ней кайф — отец и мать любого творческого размышления.

А Джеймс Уатт, который изобрел регулировку паровой машины, был когда-то при такой машине мальчиком, который регулировал ее вручную. И от чистого порыва улизнуть и увильнуть он изобрел себе надежную замену. Ибо пусть работает машина — она железная. Эта позднее высказанная кем-то мысль — девиз и символ нашего изобретательства.

А Исаак Ньютон? Что делал он под яблоней в рабочие часы? Но если б он сидел в лаборатории, то фиг бы на него упало яблоко. И мы остались бы без знания о притяжении Земли, а то и вовсе без закона о всемирном тяготении.

Нарезав себе маленькие картонные квадратики, на каждом из которых был написан химический элемент, великий Менделеев как ни тасовал эти картонки, а система их расположения никак не получалась. Плюнул Менделеев, чертыхнулся и улегся спать. И тут ему система элементов заявилась выстроенной, как солдаты на параде. Известно всем, насколько это двинуло вперед наше познание божественного химического хаоса.

Примерам этим нет числа. Итог подбил (не чувствуя, что притчу произносит) физик Резерфорд, когда однажды поздно вечером он заглянул в лабораторию и обнаружил там сотрудника, который с гордостью сказал ему, что допоздна работает. И Резерфорд ему в ответ на это задал гениальный свой вопрос: а когда же вы думаете?

Трижды благословен и почитаем труд, но праздность и расслабленность — единственный источник его надежды на облегчение.

При слове «лень» мы неизменно вспоминаем светлой памяти Илью Обломова. Хрестоматийный и великий образ абсолютного лентяя. Много лет назад мне довелось услышать очень интересную идею: что Обломов — это русский Гамлет. На знаменитый гамлетовский вопрос — «быть или не быть?», Обломов решительно и бесповоротно ответил — «не быть», но так как жизнь сама по себе была ему приятна, он и выбрал свой, ныне классический путь неучастия. А если ближе присмотреться к тем знакомым и приятелям, которые вокруг его дивана укоризненно шуршат, что надо жить активно, упираясь и стремясь, легко увидеть, насколько прав Обломов, что ничуть не разделяет их пустого и бессмысленного усердия. Мне-то лично симпатичен даже лодырь Захар, не стирающий пыль, поскольку все равно она опять насядет. Ведь и впрямь опять она насядет!

А про лукавого и находчивого лентяя, бравого солдата Швейка я недавно вспомнил, по случайности прочтя в газете некие воспоминания о службе в армии какого-то мне неизвестного, явно способного молодого человека. Он очень быстро обнаружил, что главный принцип устроения солдатской службы (в мирное, разумеется, время) — это постоянная и непрерывная занятость. Никто не должен был шататься без дела — именно за этим зорко и внимательно прислеживало младшее и старшее начальство. Но лень изобретательна и хитроумна, как это ясно видно по всем достижениям человечества, и наш герой нашел свой путь. Он обзавелся большой доской, которую время от времени носил по территории военной базы. Изредка он ее ставил около дверей столовой — когда было время отобедать, или у дверей офицерского клуба, где пил кофе. Не выпуская доску из рук, спускался он потом в подвал этого клуба, где замечательно крепко спал среди бела дня, а после снова шел, неся свою шершавую подругу, в дальний какой-нибудь угол, чтобы покурить неторопливо и подумать всласть о тяготах армейской жизни. У него она и ночью находилась под койкой, и приятно было засыпать, помня, что с утра он снова будет занят. И его уже на базе знали все: это тот солдат, что носит доски, и другой работы не поручали. Это счастье длилось две недели. Как-то днем, поспав в подвале, он вышел, сонно щурясь от солнечного света и держа на плече свою верную ношу, — и увидел, что все его соратники по службе, собранные срочно по тревоге, каменно стоят в строю — их базу посетил какой-то генерал. Разоблачив, его немедля наказали: был он под конвоем отведен в сортир, где должен был от сих до сих драить пол зубной щеткой. Но как только работа была выполнена, офицер ему сказал без гнева, даже с уважением:

— Ты, парень, не по годам сметлив. Тебе в нашей общевойсковой части с такой сметкой делать нечего, мы переводим тебя в артиллерию, там все такие же сметливые.

И переведен был находчивый солдат — в артиллерийский полк. Для нашей темы интересно, что в полку этом уже служил некий легендарный в армии лентяй Шмулик. Был он какой-то гениальный математик, и благодаря его расчетам этот полк выигрывал на всех армейских соревнованиях по стрельбе. Он сначала тоже был простым солдатом, но однажды выпало ему ночное дежурство по охране базы. Проверяющий офицер, не найдя солдата Шмулика на посту при въезде, обнаружил его в центре базы, где он под фонарем читал какую-то книжку. Автомат валялся в стороне, офицер его беспрепятственно поднял, направил на часового и спросил, что он читает. Часовой, не поднимая головы, ответил:

— Все равно ты, остолоп, не поймешь, это по математике.

— А почему именно здесь? — спросил офицер. Часовой Шмулик, не отрывая глаз от книги, надменно буркнул:

— Потому что здесь светлее.

После отбытия наказания он был переведен в артиллерию, где показывал чудеса стрелковой наводки, ибо то, что ему было интересно, делал этот лентяй отменно и безукоризненно.

В некие смутные уже века цивилизации, когда работа означала выживание, неосмотрительно сболтнул какой-то латиноязычный учитель жизни ставшее крылатым выражение: «Праздность — мать всех пороков». Нам сегодня очевидно, что не просто это не совсем так, но более того — это совсем не так, а вовсе наоборот. Как может быть лентяй завистлив, если ему надо лишь одно — чтобы его оставили в покое? А прелюбодей-лентяй — как вы себе это представляете? Ленивый человек никак не может впасть в испепеляющий греховный гнев — это требует слишком больших затрат энергии и сил. А как бездельник может быть одновременно алчным стяжателем? Но если ко всем смертным грехам и вытекающим из них порокам равнодушен лодырь, то выходит все наоборот, и праздность — мать всех добродетелей, поскольку, как учат нас отцы любой церкви: добродетель — это отсутствие греховных даже помыслов и побуждений.

Вступив на узкую и скользкую тропу теологических изысканий, нельзя не вспомнить, что Господь однажды в гневе на Адама и Еву обрек все человечество на труд. Потом Господь забыл об этой жуткой каре, амнистию не объявил — проклятие трудом так и висит над нами. Но в таком случае бездельники и лодыри — весьма отважные и решительные личности, поскольку их отлынивание от труда — прямой и дерзкий вызов Богу, отказ от подчинения жестокой Божьей воле, наплевательство на затянувшееся Божье наказание. Присмотритесь со вниманием: лентяи — это, в сущности, чрезвычайно благородные люди, ибо они сознательно идут на сужение всех своих жизненных потребностей и отважно пребывают на обочине жизни, спокойно и неосудительно следя за тем, как жизнь потребительского общества кипит всеобщим вожделением, как вокруг них и рядом все бурлят и устремляются, не ослабляя ни на миг железной хватки.