Игорь Губерман - Гарики из Атлантиды. Пожилые записки

Идя путем чисто научным, Токарский увидел в поведении дурака нечто более глубокое и общее. Наш разум обычно строит поступки и мнения на основе далеко не полных данных о характере ситуации. Мы ведь нормально и естественно усваиваем только часть того, что видим и слышим (а еще сколько не видим и не слышим!), вовсе не всегда мы верно и полно улавливаем все связи в увиденном и услышанном. Зато мы точно выделяем признаки существенные и значимые (толпа, покойник, жених с невестой, огонь, конюшня, свинья), сопоставляем их с нашим опытом и совершаем поступок. Это может быть вариант готовый и привычный, но может быть — и сочиненный на месте. И дурак поступает так же, но из прошлого усвоил мало или неверно, а сейчас неверно понял, ибо пропустил существенные признаки.

Однако вот что очень важно: «Дурак свободен от сомнений. Восприняв мало, глупый полагает, что воспринял все, и считает себя обладателем истины…» (Токарский).

Вот почему дураки так уверенны, категоричны, безапелляционны и решительны: ведь безусловная истина на каждый случай — у них в кармане! И чем больше накопилось опыта (слабо переваренного, но крепко усвоенного), тем несговорчивей и тверже, тем бесповоротней и отважнее дурак. И покуда умники еще только сомневаются, обдумывают, перебирают варианты и последствия, дурак уже все понял и вынес неукоснительное суждение. Или даже наломал уже дров. А при столкновении асфальтового катка с человеком всегда страдает человек — даже если каток был не прав и слегка поторопился. А в цивилизованном двадцатом веке при наличии связи и технологии дурак делается глобально страшен и опасен — я не о мерзавцах говорю, а именно о дураках.

И потому обменный курс: за одного битого двух небитых дают — не должен относиться к битому дураку, поскольку опыт плохо и неполно усваивался им. Вот, например, сидит дурак на суку и старательно пилит этот сук. Вот он упал, ударился и даже сам сообразил причину (если крепок задним умом). Теперь он — дурак с опытом. Это придает ему сил и решимости. Сук он больше пилить не станет. «Нашли дурака», — презрительно скажет он. Даже не полезет, скорее всего, на сук. Но в колодец не задумываясь плюнет. А от дождя побежит прятаться в пруд. Сидя в стеклянном доме, будет кидать в прохожих камни. И так далее. А всем возможным жизненным ситуациям обучить заранее невозможно. А нам с ним рядом — жить и жить. Порою даже глупо и опасно становясь между дураком и совершаемой им глупостью.

Но как же образование? О, образование безусловно меняет: отчасти просветляет, а отчасти — усугубляет глупость, становясь ее щитом и мечом. В то же время невежество — это порох и бензин глупости. Так что равно плохо сказываются на дураке и ученье (свет), и неученье (тьма). Хотя, конечно, польза образования неоспорима и высока. Но Чехов не без грусти сказал однажды, что образование развивает все способности, а в том числе — и глупость.

Оттого давно и глубоко замечено, что ученый дурак глупее, чем неученый. В наш век повального просвещения это стало еще видней, ибо круглые дураки становятся многогранными. Но образование ожесточает неразумие. В узкой своей области дурак может достичь огромных подлинных успехов и плодотворно, с пользой передать другим свою сугубую эрудицию. Да только вот беда: осведомленность в узком коридоре специальных знаний наделяет ученого дурака неописуемым апломбом, растекающимся на все остальное пространство жизни. Он не устает поучать, советовать, наставлять, оценивать, раскрывать глаза, вмешиваться, истолковывать, входить в комиссии и комитеты по любым вопросам и проблемам.

А полное отсутствие сомнения в себе и правоте своей (сомнение — начало мудрости, вспоминает Токарский слова Аристотеля) и раздражительная неприязнь к тем, кто высказывает такое сомнение, сочетаются в дураке с недоверчивостью к советам и мнениям окружающих.

Ибо ошибочно считать, что дураки доверчивы и добродушны. Это пагубное и опасное заблуждение. А упрямый, несговорчивый, подозрительный, упоенный, целеустремленный, напыщенный, полномочный и самовлюбленный дурак?

А убежденный и неукоснительный? А бдительно ищущий еретических отклонений, несоблюдения или превратных толкований?

Природа чрезвычайно справедлива: недодачу разума она с щедростью возмещает самоуверенностью, апломбом и нетерпимостью. И поэтому дурак с убеждениями — большая опасность для окружающих (даже разделяющих его убеждения).

Из-за великого разнообразия глупости мое исследование оказалось очень затруднительным. Ибо дурак бывает молчаливый и болтун, застенчивый и развязный, веселый и грустный, общительный и замкнутый, счастливчик и неудачник, верный и подлый, образованный и невежда, трудолюбивый и лентяй, хвастун и скромник, воспитанный и хам, талантливый и бездарный, инициативный и пассивный, отважный и боязливый, прямодушный и хитрец. Я чуть было не написал тут: умный и глупый — и был бы прав, что легко увидеть из дальнейшего.

А кстати, об уме и горе от ума. Ясность этой ситуации слегка подпортил ее родоначальник Чацкий: давно уже замечено кем-то, что вовсе он не так уж был умен. Ибо никак нельзя назвать умным человека, который по поводу и без декламирует свои возвышенные речи то перед сытым недалеким барином, то перед елозящим приживалой, то перед пустой бабешкой, а то и вовсе перед военизированным шкафом. Ибо ум — это непременное и ясное понимание, с кем ты имеешь дело, кому и что разумно говорить.

Например, умен ли был добрый повар из известной басни, мягко стыдивший вороватого кота?

А достаточно ли был умен карась-идеалист, поплывший к щуке потолковать о добродетели? Хотя и жаль его, но вряд ли.

Правда, у Токарского причисляются к глупым и довольно спорные поступки. Он вспоминает прекрасный и поучительный эпизод у Рабле — когда Панург, купивший у купца на корабле одного барана из огромного стада, неожиданно бросил этого барана за борт. Восторженно блея, все до единого бараны принялись прыгать за борт, спеша и толкая друг друга, чтобы успеть за товарищами. Тут Рабле упомянул Аристотеля, не зря считавшего баранов самыми глупыми животными, и Токарский соглашается с ним, полагая такое пагубное подражание очевидной глупостью. Но это стоит обсудить, поскольку вывод не бесспорен.

Подражание очень глубоко сидит в человеческой психологии. Это благое наследие наших предков, живших некогда стадами и стаями, а потом племенами. Подражание было разумно и необходимо тогда, чтобы выжить (некто первым, например, замечает опасность и бежит), но и сейчас в нем много пользы и смысла. Подражание — основа обучения и воспитания, где многое состоит из личного показа, примера, собственных поступков и отношений.