Дарья Форель - Лечебный факультет, или Спасти лягушку

Мариам, например, обладала магической кавказской красотой. Ее волнистые волосы струились поверх разжигающих страсть выпуклостей. Кошачьи глаза были гордыми и нахальными. Она любила подсесть к Бурту и спросить:

— А вы не хотели бы сходить со мной в ресторан?..

Бурт смущался, отворачивался, еле слышно отвечал:

— Учите… учите химию…

Мариам стряхивала черные волны назад, демонстрируя лунную грудь:

— Не хочу учиться. Хочу жениться! — И все вокруг хохотали.

Короче, над Буртом издевались все кому не лень. Всему виной была его молчаливая таинственность. Его могли специально пихнуть и сказать: Черт, не заметил.

Пожалуй, одним из загадочных качеств Анатолия Семеновича была его космическая безучастность. Нельзя сказать, что этот человек витал в облаках, нет. Он просто неумело жонглировал событиями, происходящими в двух мирах — на планете Земля и в его собственном Разуме. Бурт не любил долго читать лекции, что-то пояснять, учить. Он просто раздавал листочки с вопросами и отворачивался к окну. Он прекрасно видел что мы все списываем. И вместо того чтобы остановить своих студентов (а как же, ведь они сдают тесты, бесплатно!), Бурт медленно скользил глазами по кирпичам соседней стены. Однако потайным зрением доцент следил за всем, что происходило в нашей аудитории. В частности, ему было известно, кто торгует, так сказать, дарами аптеки.

Коля Игнатьев вообще был человеком не злым. Я бы назвала его — беззаботным. Он дружил с Каримом и Леней, они познакомились еще в медсестринском колледже. Игнатьев возглавлял в институте скромную, но достаточно деятельную банду. Для тех, кто был не в курсе дела, его поведение выглядело странно. К примеру, он заходил в аудиторию, где идет урок, и просил какого-нибудь студента пройти в деканат — дескать, вызывают. Студент шел к Коле мимо скучающих однокурсников, как на казнь, белея от страха. Через некоторое время потрепанный (и, возможно, избитый) студент возвращался за свою парту, не проронив ни слова. О делишках Игнатьева приходилось только гадать.

Коля походил на молодого преступника с кинематографической точностью. Он был налысо выбрит, носил под халатом красный тренировочный костюм, хвалился некрасивым шрамом на тыльной стороне ладони. Коля частенько выпивал с маргиналами неизвестного происхождения на скамье возле университета. Он дружил с отчисленными студентами, с мрачными лаборантами, которые торговали своей протекцией, с фельдшерами скорой, большинство из которых занимались бог знает чем. Коля панибратствовал даже с обветренными нахалами с кафедры физвоспитания. Время от времени ему подкидывали подработку, связанную с загадочным исчезновением медицинских препаратов или анамнезов больных. Короче, Коля был при делах.

Однажды Коля понял, что ему надо подтянуть химию, он ее плохо понимал, несмотря на медицинский колледж, и ему пришлось обращаться за помощью. Анатолий Семенович как раз собрался накопить на путешествие с женой.

Вообще, несмотря на храбрость классического социопата, Коля как бы стеснялся Бурта. Тихий таинственный доцент, время от времени погружающийся в собственный мир, заставлял Игнатьева нервничать. Мало ли о чем рассуждает этот химик-философ? Кто его знает, что у него там в голове?

Несмело подошел Коля к Бурту. Несмело протянул:

— Э-э-э…

Анатолий Семенович ответил:

— Ну… не знаю.

Коля добавил:

— Э-э-э… Я.

Бурт придавил указательным пальцем дымящийся в пепельнице окурок.

— Скажем, в полвторого?

— Ну.

— Ладно.

— Э-э-э.

Так Коля начал учить химию. Время от времени молодой бандит с несвойственным ему усердием принимался листать учебный материал. Бурт превзошел сам себя — он по-настоящему учил Колю Игнатьева. Интерактивно. Со временем этот процесс приобрел характерные для Коли обменно-бартерные свойства. Игнатьев честно посещал семинары, а Бурт его (подчеркиваю) абсолютно бесплатно учил.

Вереница безликих дней тянулась, как длинный состав за паровозом. Монотонный тихий голос Бурта, его таинственное спокойствие, не самые увлекательные лабораторные работы и пока что непонятные до анонимности формулы заставили Игнатьева подумать: а как насчет друзей?

— Парни, вам пора становиться из обезьян — человеками — сказал Игнатьев и глотнул коктейля «Ягуар». — Вот гляньте на себя. Тупые, грязные, только о выпивке думаете. Бедлам. Егоров с Серым — долбо… бы. Лелик и Саранский помимо «Буратины» ничего не читали. Санек мой друг, ты тоже, прости — урод. На х…я ты пиз…шь пенсию у бабки?

— Не пи…жу я, — оправдывался Санек, — она мне сама дает…

Остальные медленно переглянулись. Хорошо бы за такой подход пачку подправить, но, если речь идет об Игнатьеве — лучше уж молчать, как дубы. Иначе себе же хуже.

— Слышь, Колян, да на хрена нам эта химия? Мы никого лечить не собираемся, — послышался голос во мраке. Под фонарем заблестели несколько мокрых от пива ртов.

— Мужики, я вам пытаюсь дать культуру. Кто из вас в люди пробился, а?

— Ты, Колян! — звонко заявил Санек, который у бабушки ворует.

— Ну так что, муд…ла, так и будем сидеть с жестяными банками на лавочке? Вон, девчонок у нас сколько хороших! Загляденье! Все распиз…атые, бля, в халатиках… ты ж по этим делам как раз шпаришь. Вот и сходи.

— Колян, ну ты че, какие из нас химики?

— Молчать! — приказал Игнатьев. — Если вы, ху…осы, завтра не явитесь на семинар, то считайте — брата предали.

На кафедре стали мелькать коренастые молодые люди в спортивных одеждах. Некоторые из них хватали девчонок за задницы и прижимали их к желтоватым разводам на двери лаборатории, шепча любовные клятвы. Саньку, надо отметить, приглянулась Ленка Воронцова. Та, которая меня сильно не любила. Их роман развивался резво и бурно. Но… что-то мы отошли от темы.

Занятия проходили интересно. Сначала являлась игнатьевская банда. Парни рассаживались, бросали усталые ноги на парту и откидывались назад. Они ржали как кони, беспрерывно чесали бока, шутили, пинали друг друга в воздухе ленивыми ступнями в кроссовках. Чуть позже заходил Бурт. Ноги медленно, небрежно скидывались со столов. Парни скрещивали руки на груди и выдавали такой специфический взгляд. Я бы назвала его — «удиви нас».

— Итак, тема сегодняшней лекции — распад сахаров в печени.

Коля ликовал. Закинув на затылок руки, он всем поочередно подмигивал и кивал в сторону Бурта — мол, вы только посмотрите, какую развлекуху я вам откопал. Серый, Егоров и Санек тихо гоготали и громко комментировали интересные, на их взгляд, пояснения.

— Что-что, говорите? Какая в печени мочевина? Сплошной спирт!

— В моче — мочи не обнаружено…

И так далее.

Бурт белел от страха. За годы, проведенные в заточении собственных мыслей, Анатолий Семенович разучился реагировать на стремительно меняющуюся жизнь. Когда речь пошла об оплате педагогического труда, Бурт махнул рукой и сказал: