Роман Сенчин - Информация

Себя я никогда не считал летовским поклонником, но у меня и в юности, и теперь были его записи (пиратские, скорее всего), некоторые песни, вроде «Мы уйдем из зоопарка» и «Долгая счастливая жизнь», я слушал часто, знал наизусть… Меня его смерть зацепила, и я, как и Свечин, считал, что умер он не вовремя, – мне очень нравились некоторые вещи с его поздних альбомов, глубокие, мудрые и одновременно ироничные, спокойные, но и безысходные. Такое, например:

Что-то важное Летов стал нащупывать в этом, как Свечин выразился, безвременье и тут ушел, не досказав, не выразив.

Да, Летова было жаль, но его смерть подействовала на меня взбадривающе. (Часто так бывает – сидя в жутком настроении перед телевизором и видя в нем всякие ужасы, чувствуешь, что твое состояние слегка улучшается.) На работе я стал способен заниматься делами, на леваках зарабатывал активнее. Хотя тоже все двигалось со скрипом, больше по необходимости (а куда деваться, действительно?), чем по желанию… И не на меня одного летовская смерть так подействовала. Максим, оккупировав ноутбук, сообщал:

– Прям буря. Записи выставляют, воспоминания, призывы к нонконформизму. Проснулись все эти из восьмидесятых.

Спустя несколько дней после того, как горевал у меня в квартире, Свечин позвонил снова и каким-то просветленным голосом сообщил, что вместе с Иваном и музыкантами едет в Питер записывать дебютный альбом своей «Плохой приметы».

– А зачем в Питер? – не понял я.

– А как иначе? Это родина русского рока. Егор Летов был членом Ленинградского рок-клуба! Да и… – Просветленность из голоса стала исчезать. – Да и записываться там дешевле. Забили студию на «Леннаучфильме», и девять часов – всего пять четыреста получилось.

– Понятно, – отозвался я. – Мне диск подарить не забудьте.

Свечин пообещал, но предупредил, что альбом потребует много работы: сведение, мастеринг, что-то еще… Примерно через месяц я все-таки их песни послушал. Этакий подростковый панк, исполняемый тридцатилетними мужичками. Неловко было после этого смотреть на Ивана, а особенно на Свечина. Хотя осенью, когда начался мировой экономический кризис и люди испуганно и по большей части бесцельно зашевелились, а некоторые вместо путей спасения стали искать подтверждения близкой всеобщей погибели, «Плохая примета» приобрела даже некоторую известность и популярность – песни стали чаще скачивать в Интернете, группа дала пяток концертов в московских клубах. Парочку я посетил; удивлялся, видя там по полсотни слушателей-зрителей. Впрочем, подавляющее большинство пришедших были знакомыми членов группы. С продажей дисков дело у Ивана и соратников вроде бы не пошло – выпустили какое-то количество самопальных экземпляров, раздавали там-сям…

Правда, они не теряли надежды на успех: «Ничего, все движется. Становление команды – процесс небыстрый. Это только коммерческие проекты за месяц созревают, потом год чешут баблос и рассыпаются».

– Да я понимаю, – с усмешкой отвечал я, – что небыстрый. Только лет-то вам сколько… Рок, а тем более панк, как я слышал, это музыка молодых.

– Ничего, ничего, до старости еще далеко.

Одно время – особенно после первого посещения их концерта – я уверял, что все это баловство, и ничего они не добьются – просто позорятся, не попадая в такт мелодии, не умея двигаться на сцене, изрыгая в микрофоны нечто вроде: «Я – дегенерат, я сам себе не рад», а потом бросил, решив, что все-таки неплохо, когда у людей есть какое-то хобби. Встречаются раза два в неделю, репетируют, спорят увлеченно, ломают голову, выдумывая какую-нибудь фишку… У меня никаких хобби нет. То, что было когда-то, давно кажется глупым и детским, потерявшим всякий смысл. Живу, если перебороть страх и всерьез задуматься, совершенно непонятно зачем.

Просмотрел предыдущие сто сорок с лишним страниц и увидел – не так пишу о том, что заставило сесть за ноутбук и набирать в нем слово за словом по двенадцать-пятнадцать часов вот уже в течение девяти суток. Заставила-то необходимость рассказать, что со мной произошло за эти несколько лет, как методично меня гнобили обстоятельства и люди… Да, получается не так, как хотел. Не так, не то. Хотел подробно, со всеми деталями и мелочами, зафиксировать события, тогдашние мысли свои, которые держу в голове, но почему-то выпускаю, пропускаю, когда перевожу жизненные воспоминания в формат записи; зачем-то структурирую текст, отделяя один эпизод от другого пробелом, нередко нарушаю хронологию…

В итоге выходит какое-то краткое содержание, причем краткое содержание не очень-то увлекательной истории. Чтобы сделать ее увлекательной, нужно сократить содержание, отсеять детали и оставить только самое основное, спрессовать события, кое-что утрировать. Но тогда получится некий неправдоподобный экшен.

В общем-то, я всегда был уверен, что сюжет нужен для того, чтобы заманивать читателя. Вот он открыл книжку, пробежал взглядом первые страницы и, благодаря сюжету, втянулся в текст и уже не может оторваться… Вроде бы так оно и есть – чем динамичней сюжет, тем сильней он цепляет.

И только сейчас я догадался – сюжет прежде всего нужен самому автору, чтоб написать определенную вещь, не растечься по обилию материала, не запутаться в персонажах, времени действия, тех закоулках, ответвлениях, мелочах, какими наполнена, в отличие от литературы, жизнь.

Где-то я встречал: «водянистое произведение», то есть – в нем много лишнего. Но что такое это лишнее?… Я очень любил Селина, «Путешествие на край ночи» лет в двадцать перечитывал постоянно. Впервые прочел в переводе Эльзы Триоле. Оно меня поразило. Можно сказать, именно тогда я увидел окружающее в упор, без иллюзий. По-настоящему. А потом мне попалось другое издание «Путешествия…» (с картиной Босха на обложке), другой перевод. Поначалу он показался хуже, чем у Триоле. Не та динамика, повторение слов и мыслей, необязательные монологи и диалоги. Но под конец чтения я был взвинчен так, что хотелось выскочить на улицу и разнести все вокруг, передавить этих никчемных человечков, как тараканов. Мир показался мне настолько уродливым, что не имел права на существование.

С трудом успокоившись, я стал сравнивать две книги. Все, что было опущено Эльзой Триоле (позже я узнал, что она перевела добросовестно, а вырезали советские редакторы), на первый взгляд, опущено в интересах качества книги, оказалось бесценным для общего впечатления, точнее – воздействия. Все то, что во время чтения казалось водой, в итоге стало серной кислотой.

Во втором романе Селина – «Смерть в кредит» – этой воды было еще больше, но она опять же стала кислотой, и еще более концентрированной, чем в «Путешествии…».