Роман Сенчин - Информация

Я стал подумывать о том, где бы провести рождественские каникулы. Хотелось поехать куда-нибудь в экзотическое место. На маленький островок в Океании – поселиться в хижине на берегу и на две недели забыть о существовании Москвы, снежной мешанины на тротуарах, вони в метро и всего прочего.

Конечно, понимал, что денег остался мизер и такая поездка наверняка не состоится, но зачем-то убеждал себя верить в ее возможность, часами сидел в Интернете, читая о глухих уголках планеты, справлялся о стоимости туров туда. Цены на Пасхи, Таити, Кокос, Самоа были приличные даже для богатого человека, но я все равно планировал и выбирал, выбирал, выбирал, куда лучше отправиться.

Естественно, никуда не поехал, зато об этих островах узнал наверняка больше, чем некоторые географы.

Новый две тысячи восьмой собирался встретить один, в покое и тишине, неспешно обдумывая дальнейшую жизнь. Но двадцать девятого декабря, в субботу, нагрянул Макс.

– С Красноярском покончено, – заявил. – Не смог больше, чуть с собой не покончил… Можно пожить?

Что я мог ответить? Пустил. И снова – вереница безумных дней, часовые слезливые монологи Макса об одном и том же.

Эти монологи легко можно уместить в лаконичный рассказ:

– Достало. Летом жарень, духота, осенью еще ничего, а с конца октября – пиздецы полные. Смог, темень, холод. Енисей этот дымится незамерзающий… Но больше всего, конечно, работа достала. Все дергают, все друг против друга, и под меня подкопы… Трудно начальником быть, тем более когда вокруг чужие одни. Три месяца просил, чтоб в Москву вернули. На всё здесь готов, хоть пыль с компов стирать… Ну вот – вернули в региональный департамент. Нормально. Зарплату установили восемьдесят семь штук. С учетом того, что квартиру буду снимать… Надо купить бы однушку хоть – ненавижу эти съемные… В курсе, Лианка в Лондон собралась! Говорит, что с музыкой здесь никаких перспектив, все хотят только деньги высасывать. Как будто там по-другому будет! Никому она нигде не нужна со своим джазом. Деньги ее только нужны. Денежки, денежки… Тридцать четыре года человеку, пора бы понять… Да и всем нам надо как-то за ум браться, ведь силы-то не беспредельны. Старость как подскочит, а – никакой защиты. Ни семьи, ни дома… К Лене хочу, душа не на месте. Был тут в начале ноября, на два дня приезжал, поговорили. Ждет. Не прямо говорит, но – видно. Хотя в этот раз не дала. Ее тоже можно понять – появляюсь пять раз в год, говорю, что люблю, и… Нет, нужно определиться. Без Ленки очень плохо… Хорошая девушка, идеальная станет жена. А время идет, время идет… Бросить все, уехать? А жить где, работать? И сюда ее некуда… Вообще сложно все. Очень сложно.

Я старался слушать эти речи без особых эмоций, а иногда и вовсе отключал слух. Но, случалось, не выдерживал и начинал высказывать свое мнение о его жизни.

Меня действительно поражало, как человек, которому постоянно везет, которого все любят (ну, пусть любят не все, но уж точно никто никогда не старался утопить), может постоянно ныть и жаловаться на судьбу. Взять хотя бы эти восемь месяцев в Красноярске. Персонажа с неоконченным высшим сажают управлять всем ВГТРК Красноярского края! Ладно, пусть ему там не нравится, пусть плохо, пусть не умеет заниматься тем, чем должен, но уж скопить денег из зарплат, а по возможности (возможностей-то было наверняка выше крыши) заработать на всяких проектах он мог. И вернуться в Москву не с пустыми карманами, а с приличной суммой. Купить жилье, действительно, перевезти эту пресловутую Лену и существовать, как он и хотел (на словах) – нормально, стабильно, по-взрослому.

– Куда ж ты бабло-то дел? – не раз изумлялся я, когда Макс начинал жаловаться на безденежье.

Он кривил губы, пожимал плечами:

– Ну, разошлось. Туда, сюда…

– На автоматах сидел?

– Там теперь нет автоматов. Запретили.

– Поэтому и вернулся?… Ты, Максим, как я вижу, вообще жить по-человечески не способен.

Он обижался и нагловато парировал:

– А ты?

– Что – я? Я за эту свою человеческую жизнь каждый день борюсь, и все против меня. Все хотят меня надуть, кошелек вычистить, из квартиры моей выкинуть. Начиная с бывшей жены и кончая последним гаишником. А ты, блин, с детства как сыр в масле катаешься, и все недоволен.

После таких моих слов Макс надувался, молча смотрел телевизор или уходил в спальню, валялся там на широкой кровати, а чаще всего занимал мой ноутбук (поразительно, свой он сразу увез на работу и оставил там), шарился в Интернете.

Не знаю, чем бы закончилось наше многодневное пребывание в замкнутом пространстве (выходили только в магазин за едой и алкоголем), постепенно растущее раздражение друг на друга, но пятого января мне позвонили из родного города и сообщили, что мать парализовало. Я, конечно, помчался туда, хорошо, что билет на поезд купил без геморров – рождественские каникулы были в самом разгаре.

Мать давно болела сахарным диабетом, соблюдала строгую диету, колола инсулин и, в общем-то, больной не выглядела. Но вот, как сказали врачи, на Новый год расслабилась, позволила себе лишнего… Чудом было, что ей стала звонить подруга, не дозвонилась, пришла домой, стучала, дежурила у двери (она знала, что мать должна быть в квартире), а потом вызвала милицию. После долгих споров замок сломали, обнаружили мать на полу.

Теперь она лежала в больнице. Уход, ясно, был минимальнейший, и пришлось щедро простимулировать врачей и санитарок, чтоб следили.

Я позвонил сестре, Татьяне, которая уже лет пятнадцать жила во Франкфурте. В Россию она не заглядывала, по телефону поздравляла мать с праздниками, а со мной вообще не общалась. Как-то мы забыли о существовании друг друга. Татьяна была старше меня почти на десять лет, и между нами не было ничего общего. Но вот наступил момент, когда пришлось отыскать номер ее телефона.

– Приехать не смогу абсолютно, – уверенно сказала она, выслушав мое известие. – Могу выслать по «Америкэн экспресс» пятьсот евро. Пока достаточно?

Я хотел было посоветовать ей засунуть эти евро себе под хвост, а вместо этого стал бормотать, что матери нужна будет сиделка, так как сам я работаю в Москве; что есть надежда на выздоровление, но цены на лекарства бешеные. И Татьяна повысила размер перевода до семисот евро.

«Сука», – про себя ответил я. Вслух же сказал:

– Хорошо, вышли…

Из разговора с врачами понял, что лечение в больнице необязательно. Можно лежать и дома, главное – режим приема лекарств и пищи. «Время, нужно время», – как заклинание повторял врач.

Я нашел женщину, которая взяла на себя обязанности сиделки. За десять штук в неделю… Восьмого января днем мать перевезли домой, и ночным поездом я поехал обратно в Москву – и так уже один рабочий день пропустил.