Юрий Мамлеев - После конца

Решили к вечеру съездить и сообщить о победе в «русский остров».

Утро прошло в счастье. После завтрака Вагилид и Иллион решили немедля съездить к русским. Тем более в городе уже было все спокойно, улицы контролировали патрули, радио сообщало, что природные катаклизмы на территории Ауфири прекратились. Прекратились они и в Республике деловых трупов, но еще вечером из передач по радио стало ясно, что Страна деловых трупов полностью разрушена, государство перестало функционировать, столица уничтожена стихиями, похоронив и живых деловых трупов, и замороженных, тех, которые мечтали о полубессмертии. Отдельные очаги жизни, однако, сохранились, но они были поглощены озверевшими одичавшими, которые смешались с оставшимися в очагах деловыми трупами.

Гибель всего живого, даже трупного, всегда печальна, и Танира расплакалась вечером, когда подробно передавали о том, что осталось от деловых трупов.

…Танира тоже хотела поехать туда, на «русский остров», к Сергею, к Потаповым. Но вдруг у нее возникло желание остаться с Валентином наедине, прямо до душевной боли.

Вагилид и Иллион уехали. Танира и Валентин остались одни.

– Он зреет во мне, – сказала Танира, положив руку на свой живот. – Я чувствую, что это будет Мессия, но какой?.. Он уже что-то шепчет мне во сне…

– О Боже, но все может быть… Все, все в этом мире, все может быть… Так он устроен… Чудо естественно…

– Да, Валентин… Мессия, воплощенный в русского человека и женщину с двойственной душой: русской и ауфирской… Какая половина победит?

Валентин улыбнулся:

– Я выйду ненадолго в сад, подышать.

– Скорей приходи.

– Через десять минут. Мне немного душно.

Валентин вышел в небольшой сад вокруг домика Вагилида и не вернулся – ни через десять минут, никогда.

Он вдруг почувствовал, что теряет чувство реальности, какой-то вихрь прошел по его сознанию…

Когда он опомнился, он сразу понял, что произошло. Он стоит на дороге, вдали видны черты города. Рядом лес, березы и что-то до безумия родное… Да, да, он снова в России. В родной, таинственной, непознаваемой России. Вот какая-то надпись. Указатель, что ли. Боже мой, это русские буквы, тут же где-то рядом, в стороне, в перелеске, он услышал далекую далекую речь… Это говорила женщина, говорила Родина… Божественный русский язык… Его глубины, его интонации… Он снова в России! Та же неведомая сила, что перенесла его в неизмеримо далекое будущее, возвратила его… Он, объятый холодом совершившегося чуда, пошел навстречу голосам… И тут же подумал: да, это Россия, но в какую Россию я попал, в какой век? В ту Россию, из которой он ушел, в прошлую Россию или, может быть, в будущую? Не все ли равно, какой век, какая власть, какое государство – важно, что за всем этим внешним живет она, Россия, вечная, необъяснимая и родная.

…Но вскоре по разговорам проходивших мимо людей он понял, что вернулся в ту Россию и в то самое время, из которого он был выброшен в будущее.

Медленно и не очень уверенно он приходил в себя. Пошел дальше. Вот и автобус. Он сел в него. Куда он идет? В Москву.

Он еще был вне времени, но в России, в Москве. Нашел свой дом, вот и его квартира, где он жил один. На Валентине была русская, прежняя куртка, с заветным ключом в кармане, с которым он не расставался в Ауфири. Вся остальная одежда была ауфирская, но никто не обратил на это внимания. Ведь каждый одевался по-своему. Он стоял против своего дома, видел окна своей квартиры. Кричали люди, свои люди… Но он все еще был вне времени. Усилием воли заставил себя войти в дом, подняться на лифте и медленно, затаив дыхание, открыть ключом дверь… Квартира все та же, пустая, одинокая, но, видимо, затаенно ожидавшая его возвращения.

Валентин лег на кровать, включил телевизор и через несколько минут узнал дату. Это был день, когда его перенесли в будущее…

Он выключил телевизор, опять лег на кровать и почувствовал, как тишина входит в него. Потом он понял, что частью своего сознания он там, в Ауфири. Почти физическая боль пронзила его. Он приобрел Россию, но потерял другую любовь, свою Таниру. Радость приобретения и ужас потери – все это вместе стало разрывать его. Счастье смешалось с горем, с невыносимой болью. Танира, Танира… Танира. Русская душа, попавшая в век конца мира… Слезы душили его… Где она? Где она?.. В каком ужасе, горе она сейчас, когда она потеряла его!!! Несомненно, она поняла, что произошло. Но как дать ей знать? И что ей знать?.. Знание может убить… Навсегда, навсегда… А после смерти?.. Что после смерти, кто может знать, какие мы, она и я, там будем, и возможна ли встреча?.. Тайна обжигает ужасом… Нет, нет, но он в России, в родной России. Но и там, в Ауфири, он был всей душой в России, он жил ею, и Танира тоже.

Почему же она не ушла вместе с ним сюда, в Россию? Нет, нет, он бы сошел с ума от такого двойного счастья, а говорят, что и простое счастье недолго длится на земле…

– Что делать? Что делать? – шептал он.

Валентин забыл даже о своем будущем сыне, он думал только о Танире и о России. Помнились дни. Он ни с кем особенно не общался, не звонил друзьям, не брал телефонную трубку… Россия, израненная, измученная, но живая, бесконечно близкая – он просто гулял по улице, по парку, что рядом. И слушал русскую речь, сходя с ума от ее звучания и от радости. И опять впадая в ужас от разлуки с Танирой, от боли за нее. Доносились слова знакомой, щемящей сердце песни. И все-таки разлучили… Может быть, скорее умереть, ведь она тоже будет «там»? Но как же тогда Россия? Она тоже будет «там», ибо ее вечность и в его душе… И что же, умереть? Но рука не поднималась. Да и как? Перед ним живая Россия, его вечная Родина, пусть замученная идиотизмом трагической цивилизации! Но когда она не была измучена? И когда она не воскресала? Лицо Достоевского стояло перед его глазами…

Так прошло несколько дней. Ночью, в полусне, полудреме, он внутренним сознанием своим, всей силой души и духа стал обращаться к своей Танирочке, звать ее… Никакого ответа… Одна нестерпимая тишина… Но однажды утром, без всякого усилия с его стороны, в странном состоянии полусна, полувиденья, он почувствовал ее еле слышный шепот внутри своего сознания, где-то в глубинах своей души. Туда устремился ее шепот. Валентин не различал слова… Тогда он ответил ее любимыми и, как они верили, пророческими стихами, которые начинались так:

И тогда шепот Таниры, тихо звучавший где-то вне времени, в той глубине его души, которая подвластна вечности, перешел в ясные слова:

– Это не сбудется, Валентин… В этом мы потеряли друг друга навсегда… До свиданья, друг мой, до свиданья… Только не умирай, живи там, без меня… но живи!