Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

— Да и поехали, почему нет? Тем более девочки в Брайтон свой любимый выберутся, Норке дедов дом покажут. Кстати, мы ведь с тобой воздухом морским никогда ещё вместе не дышали, правда?

Когда въехали в Брайтон, Боб достал адрес, свериться по названиям.

— Как называется? — спросила Прис. — Мы тут все улицы знаем.

— Маргарет-стрит, — ответил Боб, продолжая вести машину.

Триш удивлённо протянула:

— Ну и дела-а-а… Да это же наша улица, дедушкина. Надо сначала по Мадейра драйв, а потом съехать на Марин парад и налево. Кажется, шестой поворот.

— А дом? — решила уточнить Приска. — Номер какой?

— А номер… а номер пятый. Да, точно, Маргарет-стрит, номер пять.

Обе изумлённо посмотрели друг на друга.

— Это наш дом… — вытаращив глаза, выдала Прис. — Это наш адрес… Но постойте, его же учёный купил какой-то, нобелевский лауреат. Через агентство.

— Это его тесть, — продолжая вести машину, пояснил Боб, — Кристиан Шилклопер.

Ницца, поражённая, покачала головой:

— Невероятно… Этого просто не может быть… Это невозможно… Штерингас живёт в доме вашего деда, сэра Мэттью… В вашем доме…

— Бывают ведь чудеса, — хмыкнул Боб, — трудно поверить в такое…

Внезапно Ницца положила руку на руль:

— Останови! — Боб тормознул и прижался к обочине. — Мы не поедем туда, — внезапно, твёрдым голосом сказала Ницца. — Я этого не хочу. Не хочу, чтобы он… чтобы Штерингас жил там… в вашем… в нашем… доме… в доме Джона… чтоб он там хозяйничал с женой… с этой, с Суламифь со своей. Это уже перебор. Это — слишком.

Все замолчали и какое-то время сидели без движения. Слышно лишь было, как мягко урчит двигатель.

— Значит, делаем так. — Боб включил поворотник и тронулся с места. — Мы сейчас подъедем к дому, сделаем круг-другой, пусть Норик глянет, где провели детство её родные. А потом уедем. А Штерингасу я позвоню по пути домой. Что-нибудь придумаю. Типа поломки машины или как-то ещё. Да?

— Да… — сказала Ницца и благодарно посмотрела на мужа.

— Да… — сказали Прис и Триш. — Конечно…

— Нет, — попробовала было выкатить маленькую капризу Нора, но Триш сначала молча сунула ей под нос кулак, а потом просто погладила по голове.

— Да… — согласилась девочка. — Ладно, так и быть.

Через пару недель, уже после того как сёстры Харпер и Нора вернулись в Москву, встреча всё же состоялась. На этот раз в доме Штерингасов, в Кембридже, куда Бобу нужно было по делам, и заодно он прихватил с собой жену. Чтобы лишний раз не заставлять себя думать о принудиловке, в доме этого чёртова гения, к которому и так не слишком уже лежало сердце. Готовясь к встрече, Сева думал, как ему поздороваться с Ниццей. Поцеловать? Тепло? Или соблюдая формальный этикет? Может, обняться? Или пожать руку, вежливо и пристойно улыбнуться и предложить пройти в гостиную? Или же, наоборот, улыбнуться игриво и похлопать по спине? И это после всего того, через что ей пришлось пройти? Мол, кто старое помянет… и получить в ответ такой же встречный нелепый хлопок и презрительную усмешку вдогонку?

Предугадать реакцию Ниццы всё равно было невозможно — хорошо знал по прежней жизни. Решил, чтобы избежать неловкости, нужно появиться с небольшим опозданием, когда уже рассядутся и Сула успеет что-нибудь подать к гостиному столику. Так и поступил. Вошёл, когда уже его гости сидели в гостиной, пожал Бобу руку и сразу опустился в отдельно стоящее кресло, приветливо улыбнувшись Ницце. Та улыбнулась в ответ похожим образом и откинулась на спинку дивана, на мгновенье прикрыв глаза. Дальше пошло по-обычному, по-гостевому. Воспоминания, но не самого тяжёлого ряда, без детализации ареста и обмусоливания психушной темы. Всё больше Жижа… семья Харперов… как там Джон… Иконниковы… Шварцы… какое несчастье с Мирой Борисовной, кто бы мог подумать, что так рано уйдёт… Таисия Леонтьевна, такая замечательная женщина была, редкого человеческого дара и высокой природной культуры… поделки из волшебной местной глины, горшки, свистульки… собачка была ещё такая смешная, Ирод, кажется…

— Кстати, вот, из очень прошлой жизни. Презент. — Ницца выудила из сумочки глиняную свистульку-корову и поставила на гостиный столик. Сева взял, повертел в руках, свистнул в коровью морду и вернул подарок на стол.

— Очень мило…

Потом, выпив чаю с пудингом, перешли к ликёру и к успехам сторон: издательство Фонда, бестселлер Натали Иконниковой-Харпер, лаборатория в Кембридже, награды в области биологии и генетики… Досадно, что в Брайтон к нам тогда не довелось попасть, ужасно жаль.

Пробыли недолго, не больше двух часов. Затем встали, синхронно, словно одновременно почувствовали время, и засобирались. Ницце этот гостевой визит вполне пришёлся по нраву, как ни странно. Уже к концу вечера отчётливо поняла, что всё — выжглась чувствительная сердцевина, ни боли не ощутила, ни душевной тряски, ни околосердечного неудобства. Отгорело. Улеглось и затянулось. Смотрела на почти сорокалетнего Штерингаса, усреднённого вида европейского профессора с наметившимся вторым подбородком, зарождающейся лысиной и всё больше обнаруживающими себя чертами семитскости в лице. Смотрела на чуть заметно нервические его руки, ищущие и не находящие себе места: с коленей — на подлокотники и обратно, к столику — и от столика, к волосам, подбородку и назад — к подлокотникам и коленям. И так по кругу. И даже в чём-то благодарна ему была, за то, что он, как выяснилось, сумел когда-то не влюбить её в себя, — так что теперь ни один мускул не дрогнул на её лице. И даже пудинг, аккуратно упакованный хлопотливой Суламифь, взяла с собой, не отказалась — к домашнему десерту.

Несколько последующих лет они не общались. Ницце не было нужды посещать Кембридж, а Сева, в свою очередь, крайне редко теперь наведывался в Лондон, поскольку через год после их встречи возглавил свой Институт селекции растений, который как и прежде, но уже с удвоенной энергией продолжал поглощать всё его время целиком. В общем, каждый занимался своим делом, и занимался чрезвычайно активно. А в тысяча девятьсот восемьдесят втором профессор Штерингас, получивший к тому времени около десятка премий в области фундаментальных и прикладных исследований в области биологии, стал академиком Королевской академии наук.

В этом же восемьдесят втором году, сразу после смерти Брежнева по предложению Натали Иконниковой-Хоффман в рамках издательства фонда была создана дочерняя структура, небольшое издательство «Харпер-Пресс», которое она же и возглавила. Цели перед новообразованной издательской единицей стояли совершенно определённые — наполнять русскоязычный рынок качественной литературой свободного звучания, включая религиозные, исторические, мемуарные и политические тексты. И особенно что касается запрещённых в Союзе авторов. Более того, при «Харпер-Пресс» был открыт небольшой книжный склад, где русскоязычные читатели имели возможность бесплатно отбирать искомый материал, предположительно для незадекларированного ввоза в Советский Союз.