Ирина Волчок - Тихий омут

Заботливый Николаич подогнал джип к самому входу, пулей выскочил из машины, обежал ее, распахнул дверцу и подал Вере руку, помогая выйти. Что оказалось очень кстати: как раз в этот момент к университету подходил полу-Дюжин, который, конечно, заметил всю эту суету и застыл столбом, откровенно пялясь на Веру с выражением недоверчивого удивления.

— Доброе утро, Эдуард Юльевич! — Вера, радостно улыбаясь, направилась к застывшему полу-Дюжину, заранее протягивая руку. — У вас сегодня тоже экзамены с утра? Сочувствую… Ужасно не люблю, когда с утра, особенно если не выспишься. Дурь всякую спросонья слушать — это же пытка! Так бы всех и зарезала… Да вы и сами знаете, как это бывает, правда?

Выражение недоверчивого удивления на морде полу-Дюжина усилилось.

— Да, — сказал он, неуверенно дотрагиваясь до ее ладони своим потным щупальцем. — Доброе утро, Вера Алексеевна… Дурь с утра… да, я тоже не люблю. У меня сегодня вообще дебилы полные… А кто это вас привез, если не секрет?

— Водитель господина Сотникова, — ответила Вера с таким выражением, будто удивилась: как, мол, не знать таких очевидных вещей… подумала и серьезно добавила: — Хороший водитель, господин Сотников им доволен… А почему вы говорите, что у вас сегодня дебилы? У вас же сегодня очники?.. Вот странно… А мне эти группы нравятся. Особенно вторая… Ведь Лиля Воронцова во второй? Ну вот. Даже удивительно: дети из таких семей обычно страшно избалованы, ленивые, самовлюбленные, наглые… Учиться не желают, думают, что за папиными спинами всю жизнь просидят. А эти группы совершенно нормальные. И умные, и старательные, и родством не козыряют. Я бы сказала, даже скрывают родство. Особенно Лиля Воронцова. Хорошая девочка, самостоятельная.

— А кто у Воронцовой отец? — осторожно поинтересовался полу-Дюжин, картинно распахивая перед Верой дверь. Но придержать даже не догадался.

Вера вспомнила Витьку и, благодарно кивнув полу-Дюжину, с раздражением подумала: «Не умеешь — не берись».

— Отец? — переспросила она рассеянно. — У кого, у Воронцовой?.. Понятия не имею. Я знаю только, что она племянница губернатора. А ведет себя скромно. Да, в общем-то, обе группы нормально себя ведут, несмотря на родственные связи… Они же там почти все из таких семей. Нет, правда — даже удивительно. Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?

— Абсолютно согласен! — горячо заверил ее полу-Дюжин. — Действительно, скромные… Вот никогда бы не подумал… И стараются, да… Удивительно.

— Удивительно, — повторила Вера. — А еще удивительнее, что этот недоразвитый Кошельков пальцы гнет. Мама у него, видите ли, на телевидении работает! Хоть бы уж не позорился, честное слово… Говорят, мама у него на том телевидении шестерка какая-то, чуть ли не уборщица. К тому же ее увольнять собрались. А он на каждом углу про маму звенит. Над ним уже весь курс смеется. Да бог с ней, с мамой! Если бы у самого хоть полторы извилины было, так и наплевать, кто там мама, хоть рецидивистка… Дети за родителей не отвечают. Но у Кошелькова, к сожалению, никаких извилин нет. Наверное, все-таки в маму пошел. Зачем он к нам поступил? Да еще на платной основе. Выброшенные деньги. Шел бы сразу в дворники, продолжил бы династию… Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?

Полу-Дюжин и в этом с Верой горячо согласился, распахнул перед ней дверь деканата, но опять не придержал. Ладно, черт с ним. Половина — она и есть половина, во всем. Полу — джентльмен. С точки зрения мутной науки психологии случай довольно интересный. Но и довольно противный, не будем скрывать…

В деканате Петров и Отес объясняли двум заочницам основы стихосложения. Заочницы работали в университетской библиотеке и время от времени использовали свое служебное положение в личных целях. Отес воспринимал вынужденное бесплатное репетиторство спокойно, Петров сердился.

— Ну, хоть бы учебник прочли! — кричал Петров на девочек. — Там же все по полочкам разложено! Как дважды два! С примерами! Вот… «Буря мглою небо кроет…» Это у нас что?

— Это у нас хорей, — входя, сказала Вера. — Здравствуйте все. Это не экзамен, нет? Прошу не снижать балл за подсказку, я нечаянно.

Петров кивнул и хмуро буркнул:

— Привет, Вер…

— Здравствуйте, Вера Алексеевна, здравствуйте, Эдуард Юльевич… — Отес поднялся из-за стола и сел только после того, как Вера села в свое любимое кресло. Отес был не половиной, а целым джентльменом. — Нет, это не экзамен. Мы объясняем, чем ямб отличается от хорея. А также — от дактиля, анапеста, амфибрахия и тоника. Ну, и от гекзаметра, конечно.

— Мелодией, — не подумав, ляпнула Вера. И тут же спохватилась: ну, сейчас начнется!

Ну, и началось, конечно.

— При чем тут мелодия? — раздраженно вскинулся полу-Дюжин: он всегда болезненно реагировал на суждения дилетантов о предмете, в котором был почти профессором. Полу-профессором. Вспомнил, что недавно получил от Веры ценную информацию, и несколько мягче продолжил: — Размер следует высчитывать. Откуда вы знаете, что это хорей? Вы же даже не считали!

— Чего там считать, и так слышу…

Вере не хотелось разговаривать с полу-Дюжиным на эту тему, уж очень он дурной был. Полудурок. Но тот никак не мог успокоиться:

— Что значит «слышу»? Никто не слышит, а вы слышите!

Отес и Петров быстро переглянулись и заулыбались. Но промолчали. Конечно, кому хочется с полудурком связываться. А слабой девушке, значит одной за правду бороться…

— Да все слышат, Эдуард Юльевич, — ласково сказала она. — То есть почти все. Просто не все знают, как называется тот размер, который они слышат. Один раз связать мелодию… ну, хорошо, стихотворный размер с названием — и все, больше никогда не перепутаешь. И считать незачем.

— Нет, что значит «незачем»? — совсем обиделся полу-Дюжин. — Все стихи выучить невозможно! А как вы узнаете размер незнакомого стихотворения, если не будете считать?!

— Услышу, — равнодушно ответила Вера.

Не надо было с ним в пререкания вступать, с полудурком. Еще забудет от расстройства, что она говорила о Лиле Воронцовой…

— Вера Алексеевна, может быть, вы объясните барышням, как вы слышите размер? — зачем-то вмешался Отес. Вот ведь некстати. Знает же, что опять все склокой может кончится.

Вера с немым упреком глянула на него и даже головой досадливо качнула, но барышням все-таки объяснила:

— Ямб: вода — вода — вода — вода… Почти весь «Евгений Онегин» написан ямбом. Хорей: воды — воды — воды — воды… «Буря мглою…» Дактиль: водами — водами — водами — водами… Например, «Что-то мне видится, что-то мне слышится…» Амфибрахий и анапест…

— Водою — водою! Водосток — водосток! — радостно крикнули девочки хором.

— Верочка, вы гений, — очень довольным голосом сказал Отес.