Дмитрий Лекух - Башни и сады Вавилона

Мы смеемся вместе.

Хотя мне, если честно, смеяться уже совершенно не хочется.

Так, вид делаю.

А на самом деле – тихо леденею изнутри.

Потому что мне неожиданно становится плохо и страшно.

Муж Инги, Глеб, мой старинный приятель, как раз и знакомил меня с финансовым брокером Гарри.

У которого я ровно за день до покушения затребовал довольно круглую сумму.

Чему он явно не обрадовался.

Дела…

О Гарри вообще-то разное говорят. Нет, не в связи с бизнесом. Но то, что он по жизни человек очень жесткий – факт, сорри, медицинский.

Кому об этом знать, как не мне…

Да и сам Глеб, честно говоря, один из самых опасных людей в этом мире, по крайней мере, из тех, кого я знаю лично.

И номер моего телефона он вполне мог бы у того же Гарри спросить, не верю я, что Глеб не знает, что мы с ним работаем.

Нет, что-то тут явно не так.

Не бьется.

Как баланс в хреновой бухгалтерии…

…Но Аське-то об этих делах – мрачноватых на вид и запах – знать совершенно необязательно.

– Дала телефон-то? – спрашиваю.

– Да нет, с чего бы, – жмет плечами. – Откуда мне знать, может, ты их вообще слышать не хочешь. Сказала, что постараюсь передать, чтобы перезвонил. Но это зависит от твоего состояния. Глеб – человек, насколько я слышала, серьезный, другого бы вообще к черту послала. А так, почему бы и не передать? Может, ты сам с ним связаться захочешь…

– Вот именно, – старательно улыбаюсь я любимой женщине. – Вот именно, умница моя свежеокрашенная. И когда только успела, кстати? А так, да. Почему бы мне Глебу и не перезвонить? Действительно, давненько не виделись…

– Заметил наконец-то? – радуется Аська. – Ну, слава богу! Вчера вечером в парикмахерскую ходила. Проторчала тут в больнице почти четыре часа, а к тебе все равно не пустили. Сказали, что все в порядке, но покой нужен. Я и отправилась вечер убивать, одной дома сидеть не хотелось ну ни капельки. Страшно почему-то было, даже не знаю почему. Но все равно хорошо, что заметил. А то ты у меня изменения в масти и прическе уже, наверное, года три как в упор не видишь. Верчусь, верчусь перед тобой. А пока сама не спросишь, – ты как будто и не замечаешь ничего. Обидно иногда бывает, просто до чертиков, хоть плачь. И сегодня с утра тоже, кстати, не углядел, но это хоть можно как-то списать на самочувствие…

– Да?! – делаю вид, что удивляюсь. – Тогда мне и вправду отдыхать нужно ехать. Причем срочно.

На самом деле, мне просто почему-то по флагу ее масть.

И прическа.

Я просто уже давно понял, что даже если она ирокеза на голове устроит, то ей это все равно идти будет.

Есть такие женщины, знаете ли.

И мне, кажется, с одной из них очень повезло.

Аська вздыхает.

– И давно нужно. Отдыхать, в смысле. Уже очень давно, Егор. И мне, и тебе…

Мы молчим.

– Самое главное, – говорит она, как будто продолжая, и разгоняет светлый легкий дым породистой узкой ладонью с тонкими, длинными пальцами, – чтобы поздно не было. Мы уже давно на грани существуем. Гуляем по самому-самому краешку. Обжились там так, что иногда даже уютно кажется. Привычно. Как дома, в башне этой нашей дурацкой.

– Ну, – морщусь я, – самое главное, что эту грань мы с тобой вроде как не переступали. А это – уже хорошо. Вот если бы переступили, тогда – да, проблема. А на самой грани побалансировать иногда даже полезно, для дополнительной остроты ощущений. Но – не переступать. Иначе ситуация станет необратимой. А пока все от нас с тобой зависит, мой золотой. Значит, справимся, не в первый раз, в конце концов…

– А ты не думал, – отворачивается, – что когда-нибудь «не в первый раз» может оказаться просто последним?! Не приходило такое в голову?!

Я молчу.

Снова наслаждаюсь бегущим узором трещин в потолке.

Ну как наслаждаюсь…

– Надеюсь, – Аська решительно вдавливает докуренную до фильтра сигарету в блюдце, – до этого еще не дошло. В смысле, до «последнего». Но подумать все равно стоит. И выводы сделать, особенно тебе. А я уже кое-какие сделала, пока в этих больничных коридорах дурью маялась. В этот раз я твердо настроена тебя больше не упускать. Хватит. Наблюдать, как любимый сильный мужик в какой-то непонятный кисель превращается, причем прямо у тебя на глазах – это уже не на грани, Егор. Это – за гранью, так и запомни…

Я вздыхаю.

– Что, так здорово заметно? Ну насчет «киселя»?

Аська вздыхает.

– А ты сам-то как думаешь?

Она по-мужски тяжело и жестко смотрит мне прямо в глаза, и я не выдерживаю, отвожу взгляд в сторону, на трещины в потолке.

Вздыхаю, потом приподнимаюсь на подушках и тянусь за сигаретами, лежащими на дальнем конце тумбочки.

– Да, – говорю наконец, – похоже, и вправду шила в мешке не утаишь…

Аська хмыкает и крутит колесико зажигалки.

Белый лепесток огня в ее ладонях дрожит и гаснет.

Сквозняк, наверное.

Она чиркает снова, и я наконец прикуриваю.

Молчу, подыскивая какие-нибудь простые и правильные слова, но они почему-то не приходят.

Вместо слов в палату возвращается закончивший обход Викентий, и нам с Аськой сразу же становится легче дышать.

Видимо, мы пока еще оба не готовы к настоящему серьезному разговору.

А значит, он пока не вовремя.

Иногда даже самые правильные, нужные и добрые слова и поступки, сказанные или сделанные не вовремя, приносят больше зла, чем самые неправильные, злые и обидные.

Ничего, завтра договорим.

Или – уже на островах, если повезет.

– Ну все, Ася, – басит Викентий. – К сожалению, я вынужден просить вас откланяться. А то вашему красавцу сейчас будут давление мерить, царапины на голове промывать да уколы в разные места делать. Не думаю, что ваше присутствие здесь чем-нибудь сможет помочь. Скорее помешает. Не каждый день медсестры настоящую живую телезвезду у нас этаже видят, ой, не каждый. Будут отвлекаться, напутают еще чего, не приведи господи…

– Это какие такие еще медсестры? – подозрительно вскидывается Аська. – А то видела я тут у вас с утра одну, в коротком халатике. Глаза у девицы такие, что она, по-моему, даже дверную ручку трахнуть готова, если та чуть-чуть пошевелится в нужном ей направлении. У нее даже колени на ровном месте в стороны разъезжаются от еле сдерживаемого желания. Так что, если она сейчас сюда прибудет, то я лучше останусь. На всякий случай. От греха, что называется.

Викентий смущенно кашляет.

– Нет, – говорит, – это не Люся сюда придет. Мы ее в ночь дежурить не оставляем, увы, были инциденты. Но работник отличный. А Евдокию Ильиничну, кроме внуков и вязания, уже давно ничего не интересует. Возраст, знаете ли…

Аська возмущенно щетинится:

– А у вас что, только так и бывает? Либо хорошие работники с ярко выраженным желанием трахать все, что шевелится, либо бабушки с пряжей, так, что ли?! Нормальная дурь! И это в одной из лучших клиник столицы?! Обалдеть можно…