Дмитрий Лекух - Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник)

Лерыч, скорее, был за.

Я — скорее, против.

В конце концов, в Лондоне мы в этом году уже два раза были. Так что лучше — в Рим, на «Лацио» — «Ювентус».

Заодно шмоток прикупим.

Да и жена давно в Италию просится.

Короче, Руслан был за Лондон.

Я — за Рим.

Лерыч колебался.

Ехать всем хотелось — вместе, в три семьи.

Точнее, в две с половиной, Лерыч — не женат.

На том и поругались.

Как всегда.

Мне это надоело, и я вышел на улицу покурить.

На скамеечке перед пабом сидел Олег, и даже в свете уличных фонарей было видно, какой он бледный.

Точнее — бледно-зеленый.

Под цвет жухлой московской листвы.

Я, естественно, подошел.

— Что-то случилось?

Он слабо усмехнулся:

— Ерунда. Сердечко прихватило. Сейчас пройдет.

Ни фига себе, думаю, «сейчас пройдет».

Он же, блин, вот-вот копыта откинет…

— Давай, — говорю, — врача вызовем.

Он только рукой махнул — типа, успокойся, Дим.

Сам разберусь.

Я ушел внутрь.

В глубине зала Нелька хихикала с одним из своих оруженосцев. Я присел за их столик.

— Нель, — говорю, — там Олег на улице…

— Знаю, — отвечает, — у него сердце прихватило, пошел подышать…

Я аж обалдел.

— А ты, — говорю, — тогда что здесь делаешь?!

Она на меня посмотрела, как на сумасшедшего.

— Я что, врач?! Чем-то могу ему помочь?! Да ты успокойся, у него так часто прихватывает…

— Ты, — говорю, — конечно, не врач. Но, по-моему, редкая сука…

И ушел к Олегу, на улицу.

Ему к тому времени, похоже, действительно полегчало. По крайней мере, зелень с лица ушла. Бледность пока еще, правда, оставалась, но это была уже какая-то нормальная бледность.

Не настолько болезненная.

Я сел рядом, закурил.

— Полегче? — спрашиваю.

— Полегче, — кивает. — Дай закурить…

— А стоит? — спрашиваю.

Но пачку — протягиваю.

Он только усмехнулся в ответ:

— Стоит-стоит, не переживай. Я свой организм хорошо знаю. Сейчас вызову водителя, поеду домой, немного отлежусь, завтра как огурчик буду. Дим, ты Нельке передай, что я домой поеду, ладно? А то мы вместе с ее компанией в клуб собирались, они потанцевать хотели. Пусть без меня едут, я лучше поваляюсь, идет?

— Ладно, — говорю, — идет.

А что еще тут скажешь?

Я ей действительно передал. В прямом смысле этого слова. Через одного из ее малолеток.

Я видел, как она кивнула…

…Где-то через пару месяцев я сидел в пабе один.

Совсем один.

Наши все умотали на футбол, а у меня поздно закончилась важная встреча с клиентом, и на стадион я явно не успевал. Вот и решил досмотреть второй тайм в пабе, а потом дождаться ребят и немного пообщаться.

А может, где и зависнуть.

Все равно жена уехала на какой-то очередной кинофестиваль, и домой, в пустые стены ехать — ну, совершенно не хотелось.

За соседним столиком тусовала со своими рейсерами Нелька. Пили кофе, сок, — кто-то включил ноутбук и что-то там сосредоточенно высматривал.

Готовились к гонке, похоже.

Они к этому делу очень серьезно относятся.

Мы к тому времени с ней помирились. Точнее — смирились с фактом взаимного существования.

А что делать?

Компания-то — одна…

Нелька выглядела чем-то серьезно озабоченной.

— Что-то случилось? — спрашиваю.

Она поморщилась:

— Да, — говорит, — Олег звонил. У него сердце опять прихватило, просил пораньше приехать…

— А ты?

Она снова, как в тот раз, посмотрела на меня, как на сумасшедшего:

— Ты что, сдурел?! У нас сегодня — гонка решающая. Мне сейчас полная сосредоточенность необходима!

…Когда она вернулась домой, он уже был холодный.

Во время похорон шел противный дождь со снегом. В могиле было полно бурой, глинистой воды.

Ноябрь.

Неподалеку от могилы, сжав кулаки, стояла довольно скромно одетая стареющая женщина с двумя детьми.

Мальчиком и девочкой.

Мне сказали, что это его первая жена, от которой он в свое время ушел к Нельке.

Сама Нелька была в длинном элегантном черном пальто и умопомрачительных сапогах. Черный шелковый платок на голове очень красиво оттенял ее бледную кожу и золотистые волосы. Она промокала уголки глаз носовым платком и о чем-то негромко беседовала с одним из рейсеров, тем самым, который был ее штурманом. Я подошел поближе.

Они обсуждали ту самую гонку, во время которой умер Олег. Кто-то что-то сделал неправильно, и Нелька здорово злилась, что они пришли только третьими. Я положил на могилу цветы и уехал.

Мне было противно.

…Прошло несколько лет. Наша компания не то чтобы распалась, просто видеться мы стали гораздо реже.

Юрка стал важным чиновником, и у него совершенно нет времени.

Лерыч попал в какую-то непонятку с налогами и сейчас в бегах.

Руслан уехал собкором в Лондон и бывает в Москве в лучшем случае раз в три месяца.

Рокеры стали знаменитыми и постоянно гастролируют.

Футбольные хулиганы немного остепенились, их место на секторе стадиона все чаще занимают новые, молодые волки.

Мне удалось часть работы переложить на зама, и я теперь больше сижу на даче, пытаясь что-то писать, или сопровождаю жену, когда она путешествует по своим киношным делам.

Бизнес — тьфу-тьфу-тьфу — вроде устойчив, приносит нормальный доход и требует все меньше вмешательства.

А в нашем пабе верховодит Нелька со своими оруженосцами. Она отлично выглядит для своих сорока с небольшим, по-прежнему прилично гоняет, постоянно что-то выигрывает.

Досадует, что ночные уличные автогонки никогда не смогут стать официальным видом спорта.

От Олега ей досталось неплохое наследство в деньгах и отличная квартира неподалеку от Серебряного Бора, к тому же она совершенно не интересуется рыбалкой, и поэтому совершенно спокойно продала построенные им дома в Завидово и на Валдае.

Детей у нее, естественно, нет.

А зачем?..

Единственное, что меня здорово напрягает, — она почему-то очень нравится моей жене Машке…

Это очень простая история.

Банальная.

Таких, наверное, миллионы.

От Бори Наймана ушла жена…

Ну, казалось бы, — фигня какая.

Тем более, что Бориному жизнелюбию и жизненному положению мог позавидовать любой ведущий ток-шоу: денег он имел, сколько хотел, да и внешностью Бог не обидел.

По крайней мере, девчонки молодые на него — широкоплечего сорокалетнего шатена с пышной гривой волос, тонкими чертами лица и холодными серыми глазами цвета осенней Балтики — вполне даже реагировали.

И он на них, кстати, тоже.

Ни одной юбки не пропускал.

А она — невысокая сухощавая мадам лет тридцати с изрядным хвостиком. Из всей внешности только и можно было выделить, что красивые, ухоженные руки с тонкими длинными пальцами, ярким, кричащим маникюром, крашеные волосы да яркие, выразительные, светло-серые, ледяные до прозрачности глаза профессиональной стервы.