Нина Шнирман - Счастливая девочка (повесть-воспоминание)

Когда я первый раз её смотрела, Мамочка спросила меня: «Тебе она нравится?» Я думала-думала и не знала, что сказать. Мамочка засмеялась и сказала: «Ты иногда её вынимай, посади и смотри — вдруг она тебе понравится!»

Отхожу немножко назад и смотрю на неё — она ведь не совсем кукла, потому что у неё глаза открываются, как у нас, но она совсем не живая девочка. Это, как Лиса делает, — обман! Я подхожу к коробке и быстро кладу куклу — она закрывает глаза, и тогда я сразу закрываю коробку крышкой! Сажусь на пол рядом с коробкой и думаю: почему мне всё это не нравится? Она лежит сейчас в коробке с закрытыми глазами. А вдруг она лежит с открытыми?! Немножко поднимаю крышку коробки и подглядываю туда — она лежит неподвижно и глаза у неё закрыты. Не хочу больше — потом посмотрю!

Ставлю коробку обратно в шкаф, теперь надо куда-нибудь залезть или попрыгать. Иду прыгать на Эллочкиной «атаманке», прыгаю и вижу: в углу сидит Эллочкин Тигрёнок, мне он нравится! Слезаю с «атаманки», бегу к навалке и беру своего Барбоса — он очень хороший! Залезаю с ним на Бабушкину кровать и глажу его, а когда его гладишь, руке очень хорошо!

У моего Барбоса есть короткий хвост, если его повернуть в сторону, то Барбос тихо рычит. Но Бабуся говорила, что нельзя кошек и собак дёргать за хвост — им больно! Я никогда не трогаю Барбоса за хвост, я просто его обнимаю и глажу. Я знаю, что он — игрушка, и я его люблю, а он любит меня. Вот и всё!

— Ниночка, извинись перед Папочкой, скажи, что больше не будешь, — просит меня Анночка.

— Нет, — сержусь я, — не буду извиняться!

— Ну, пожалуйста, извинись! — просит она, руки к груди прижала, а на глазах слёзы.

Я не люблю, когда она плачет, — мне её жалко, очень жалко, но извиняться я не хочу — за что извиняться, я не знаю! Не понимаю! Папа опять про это: «Ты, Мартышка, очень плохо себя ведёшь!» Я ему что-то сказала, не помню что. Он тоже что-то сказал, я тоже что-то сказала — совсем всё это было неинтересно и непонятно! А теперь надо извиняться! Не буду!

— Ну, Ниночка, пожалуйста, я придумала — тебе ничего не надо говорить! — Она так руки крепко на груди сжала, и слёзы, и улыбается.

Я удивляюсь и спрашиваю:

— Как это — «ничего не надо говорить»?!

Она очень обрадовалась и рассказывает:

— Папочка сейчас в столовой, сидит на своём месте, ты войдешь, а я буду сзади идти, буду держать тебя за платье, он меня не заметит, ты к столу подойдешь, а я скажу: «Папочка, извини меня, я больше не буду!», а ты будешь только ротик открывать.

Я смотрю на неё и удивляюсь — какая она умная, ведь ей только что исполнилось два года! Я думаю: но мне-то уже четыре года, и для меня это, наверное, «ужасная глупость», как говорит Эллочка, но мне жалко Анночку — она же ангел!

— Ладно, — говорю, — пошли!

Она так обрадовалась, что захлопала в ладошки, и мы пошли в столовую. Дверь в столовую закрыта, я встала перед дверью, Анночка сзади взяла меня за платье, я смотрю назад — она даже немножко присела, чтобы её было не видно. Молодец! Идти не хочется, но надо. Я быстро и сильно толкаю дверь — она открывается, и мы заходим в столовую. Папа сидит на своём месте, и Мамочка сидит на своём месте — они пьют чай. Увидели нас, и у них стали такие странные лица! Я подхожу к столу, кладу руку на стол, сама не знаю зачем! Смотрю на Папу, он тоже смотрит на меня большими-большими глазами. Анночка дёргает меня за платье и говорит из-за моей спины: «Папочка! Извини меня, я больше не буду». А я не могу открыть рот — раньше думала, что открою, а сейчас не открываю, не могу, тоже не знаю почему. Папа смотрит на меня очень большими глазами, а я смотрю на Мамочку — она то откроет глаза, то закроет, то откроет, то закроет. И в комнате что-то булькает. Анночка дёргает меня за платье и тащит назад. Мы идём спиной назад, выходим в коридор, и я закрываю дверь в столовую. Немножко стоим, я слышу — Мамочка хохочет.

Анночка спрашивает:

— Ты ротик открывала?

— Нет, — говорю, — не открывала.

— Почему? — удивляется она.

— Не знаю, — говорю, — но всё хорошо, пойдём в кубики играть!

— Пойдём! — радуется Анночка.

Мы идём в детскую, достаем кубики, а я думаю: Мамочка с Папой часто смеются, говорят о чем-то и смеются. Мамочка сейчас смеётся, а почему Папа не смеётся?!

У нас дома очень много волшебства, особенно у Мамочки!

Она играет на рояле. Идёт в столовую, закрывает дверь. А я тогда бегу к двери, тихо-тихо немножко её открываю, сажусь на ящик для сапожных щёток у нас под вешалкой и слушаю, как Мамочка играет, — это волшебство! Она так играет, что у меня всё в груди распухает.

Потом, она танцует! Она кружится, прыгает, летает по комнате или по траве на даче — это волшебство, я знаю, что люди летать не могут, мне Мамочка сказала, что люди летают только в сказках, но мне кажется, что она летает!

Она рисует нам все картинки, какие мы только попросим, рассказывает нам сказки, которые нигде не написаны, поёт с нами, учит Эллочку играть на рояле, а меня научила считать до ста!

Она надевает шляпу — я тогда сажусь в прихожей на ящик, в котором лежат щётки, и смотрю. Мамочка смотрит в зеркало, трогает шляпу — Мамочка такая же и шляпа там же. Опять смотрит в зеркало, опять трогает шляпу — опять Мамочка такая же и шляпа там же, а она всё трогает и трогает. Потом говорит: «Вот теперь хорошо». Целует меня и уходит — это тоже волшебство!

У Бабуси тоже много волшебства. Она читает нам сказки! Она так интересно читает, что, когда она говорит «Ну всё, детишки, на сегодня всё», мы начинаем громко-громко её просить: «Ну, Бабуся, ну, пожалуйста, почитай ещё немножко!» Она смеётся, качает головой и обязательно ещё читает. И когда она читает, я всё это вижу и слышу: как плохие гуси-лебеди летят, как печке жарко и как девочка Лялечка — так Эллочкину подругу зовут — одна гуляет, только с куклой, и на Таврической улице вдруг увидала слона!

Бабуся нам поёт! Она так поёт, что хочется, чтобы она пела и пела. Мне очень надо её потрогать, когда она поёт, потому что мне всегда кажется, что это не наша Бабуся, а кто-то другой! Но я не могу это сделать почему-то. Думаю, сейчас потрогаю, а потом не трогаю. Это — волшебство!

Иногда ночью я просыпаюсь, а Бабуся меня поит вкусным тёплым молоком — это тоже волшебство, я тогда не кашляю.

У Папы есть два волшебства. Железная дорога — он все рельсы соберёт, поезд на них поставит, потом все вагоны поставит, и они все друг за друга хватаются, все соберёт-соберёт, мы с Эллочкой положим в вагоны, что мы хотим, и поезд поедет, а я сделаю одну «аварию» — мне Папа разрешает, а Эллочка сердится. Это большое волшебство! И ещё с Папой можно летать на велосипеде — это волшебство!

И у Эллочки есть волшебство — она умеет говорить «по-немецки»! Она ходит в «группу», там Марта Густавовна с ними гуляет и говорит «по-немецки». Мамочка говорит, что скоро и я буду ходить в эту группу. Но мне не хочется, потому что я не люблю ходить, а люблю бегать.