Мария Песковская - Там, где два моря

Настроение было какое-то смутное. Марья уже шла прочь от своего любимого бара, куда – не важно. Нужно было подумать, и, в общем, хорошо, что она осталась одна. Что-то задело ее в Яниных словах, и это «что-то» было не на поверхности... Нужно было срочно расхлебать эту «бочку меда» с дозой яда. Вдруг накатила усталость, жизненный тонус упал ниже уровня моря, хотелось забиться в какой-нибудь угол и убаюкать эту горечь внутри. Еще было малопонятное чувство противоречия, протеста, только против чего или кого?

Пойти в свой номер? Нет, это исключено. Не для этого она оказалась в центре вселенной. «Я не хочу быть как ты». Что это значит? Мысли прервались какой-то тарабарщиной. Кажется, это ей:

– Are you looking for boat? Do you want rent a ship? Do you speak English? [16]

– Yes, a little [17].

Маша не заметила, как оказалась на пирсе. Вокруг были яхты, не утлые лодочки, а именно яхты. С кормы одной из них легко выпрыгнул на дощатый пирс тот, кто с ней говорил. Качнулись канаты, звякнули стропы. Казалось, тяжелый бот качнулся тоже, потревожив черную воду вокруг.

Светло-русые длинные кудри стянуты сзади резинкой, светлые глаза на обветренном и загорелом лице, в остальном вид совершенно цыганский. Лицо интересное, веселыми лучиками морщинки вокруг глаз, взгляд цепкий, но не навязывается, отметила про себя Маша, и какая-то энергетика от него исходит, словно ветер с моря...

– Руссия? – спросил хозяин морских ветров.

– Yes.

– Москва?

– Нет, я из Красноярска. Это в Сибири.

– О! Сибирь! Там очень холодно!

Маша забавлялась каждый раз такой предсказуемой реакцией, еще забавнее было объяснять, что в Сибири тоже бывает лето и сейчас там температура воздуха – как в Турции.

На одну из лодок загружалась небольшая компания – несколько человек и собака.

«Сразу видно, не наши», – подумала Марья. Слишком спокойно и деловито грузятся. Лабрадор тоже деловито помогал хвостом и уже норовил впрыгнуть на мостки. Вот-вот отчалят, посудина выйдет в открытое море и повиснет среди черной воды. Огоньки по периметру отразятся в ее толще и будут видны далеко с берега. Дым пойдет коромыслом, а может, тихо напьются и заснут за игрой в преферанс.

– А сколько будет стоить взять яхту напрокат? – сложила фразу по-английски.

Турок ответил, неотрывно глядя в глаза, но говорил он вполголоса, будто боялся кого-то спугнуть.

– Если я с друзьями возьму в аренду, например, завтра ночью... Это будет стоить сто долларов? – уточнила девушка.

– Ты и я? – слегка прищурив прозрачные глаза, переспросил турок.

«Ну молодец мужик! Я снимаю яхту, он снимает меня. А кто будет платить за яхту? Или это трудности перевода?»

На этом месте в неспешный разговор вступила еще одна дама. Слова на неопознанном языке неслись с самой дальней лодки – там на корме стояла девица средних лет в длинном платье и блажила уже на чистом русском: «Выпусти меня отсюда!!!»

«За что это он с ней так?»

– Help this women! [18] – вступилась Маша за соотечественницу.

Турок отражал вопли спиной. И ухом не повел в ее сторону. Обронил что-то вроде: «Да-да, прям щас, бегу и падаю». Не отводя прозрачных глаз с объекта более интересного.

Пришвартованная девица уже делала отчаянные попытки освободиться самостоятельно, дернув за толстый канат, снова возопила к «туречьей» совести, однако ее, Машу, на помощь не призывала, и Маша с легким сердцем попрощалась с лукавым турком. «Разберутся».

– Please, help this women! – попросила на прощание.

Турок еще с минуту провожал ее взглядом.

В состоянии легкой потерянности лучше быть поближе к «дому». Территория пятизвездочного отеля поблизости – подходящий ареал обитания для заблудшей в себе души. Алебастровая белизна отеля «Грандифлор», во всем его великолепии, выступает из темноты южной ночи. Бассейн ласково светится бирюзой. «Интересно, почему никому не приходит в голову купаться в нем ночью? Видимо, это не комильфо», – думала Машка, неискушенная в тонкостях курортного дела.

– Что-нибудь желаете? – подоспела девочка в оранжевой форме персонала отеля.

– Пожалуйста, колу.

Сегодня тут тоже было шоу. По всему, день «русской культуры». Действо на импровизированной сцене откровенно пахло капустником. Интернациональные девицы, нанятые на сезон, орали псевдорусские песни и плясали в кокошниках. Отельная публика одобряла и время от времени вовлекалась в перформанс. Для обитателей пятизвездочного это представляло экзотический интерес, потому как русских-то среди них было мало.

– Могу я присесть рядом с вами? – вопрос был задан по-английски.

Маша подняла глаза.

– Yes, of cause [19].

Перед нею стоял весьма габаритный, стопроцентный американец в собственном соку: щечки его налились румянцем от повышенного содержания алкоголя в крови, однако он вполне твердо держался на ногах и был расположен общаться.

Он уже опустил свой back [20] на плетеный стул и занял собой внушительную часть пространства рядом с ее «privacy» [21].

Изрядная упитанность (стейки, чиз-кейки и прочий попкорн...), усики на круглой физиономии (эх, Маша не любила усов и бород!) – короче, настоящий ковбой, жена-фермерша и семеро детей, да здравствует Калифорния!

Нет, ничего такого он не говорил, только, кажется, про Калифорнию что-то...

В обществе российско-американской дружбы, увы, не наблюдалось никакого паритета: вся ответственность за общение легла на хрупкие плечи русской девушки. Американец же, со свойственным их нации самодовольством, ни бельмеса по-русски, пользовался плодами просвещения варварской страны.

«Надо же, как сложно понимать язык, когда говоришь с носителем этого самого языка!» – подумалось едва, но тут закралось и совершенно в ней укрепилось подозрение: это не акцент! У этого парня точно «фефект ечи», и мама не водила его в детстве к логопеду.

– Чем вы занимаетесь? Что у вас за работа? – скроить фразу по-английски в очередной раз оказалось много проще, чем распознать ответ за набором скомканных слов, но вместо ответа американец предложил прогуляться.

O’key. Let’s go [22]. Тем более что этот балаган с кокошниками порядком надоел.

До полоски пляжа с зонтиками навесов – ровно один шаг, а прямо напротив великолепного «Грандифлора» – дощатый выступ в море. Это такой же пирс, только вокруг нет никакого мореходного хозяйства. Он огорожен по периметру веревочными перилами, а на самих мостках уютно разбросаны надутые большие подушки. Они тоже оранжевые, как фирменная форма персонала. На них можно падать и смотреть в глубокое черное звездное небо, а можно просто сидеть и глядеть на воду. Или в чьи-нибудь глаза.

– Я не знаю ни одного слова по-русски. Sea. – Американец ткнул пальцем в подвижный мерцающий антрацит.

– Море. Мо-ре, – ответила Маша.