Катя Рубина - Меркурий до востребования

Ответа не последовало.

– Простите, пожалуйста, вы еще тут?

Тишина.

Пупель поняла, что собеседник пропал, ушел, так сказать, по-английски. Почему-то Пупель это очень обидело. Она огляделась вокруг. Никого.

Внезапно Пупель осветил яркий луч. Она почувствовала тепло на лице и зажмурилась. Открыв глаза, Пупель увидела свою комнату. Солнце покрыло «жаркой охрою ее постель и край стены», «книжная полка» была в тени.

«Однако, – подумала Пупель, – да-а-а-а, который же теперь может быть час, к примеру?» В телевизоре крутили рекламу шампуня. Пупель выключила телевизор и начала глазами искать будильник.

Он тикал где-то в районе буфета. Циферблата видно не было. Несчастный будильник был завален бумагами и журналами. «Тяжело, наверное, быть будильником в доме неряхи, – подумала Пупель. – Жизнь ему кажется беспросветной, тикаешь, тикаешь, а толку чуть. Хотя это не только у будильников бывает. Тикает, значит, время существует, просто нет конкретики. А логика? Ну-ка, ну-ка».

Пупель очень любила рассуждать и все себе как бы разжевывать.

– Солнце – значит не ночь, но и не утро, утром оно на другой стороне, следовательно – вечер и не поздний вечер, а такой тихий солнечный вечерок, часиков пять– шесть, не больше восьми. Как я провалилась, надо же. Надо набрать Магде.

Магда была лучшей подругой, звонки ей и от нее сложились в своеобразный ритуал. Раньше Магда работала, и звонить ей можно было только вечером. С тех пор как Магда уволилась, звонить ей можно было когда угодно, просто, когда вздумается.

Никто не брал трубку. В последний момент, когда Пупель уже собиралась нажать на кнопку отбоя, Магда подошла.

– Алё, – прохрипела она.

– Ты что, спишь?

– Задремала что-то, – высвистнула Магда. – Валялась на диване, потом кувырк, кошмар какой-то. Пока стояла, все тело ломило, ноги, руки отваливались, голова – чума какая-то, в горле что-то стрекотало, вроде насморк начинался, столько планов и все псу под хвост. Который сейчас час?

– Понятия не имею, сама только проснулась.

– Ты с ночи проснулась или как?

– Да нет, вроде не с ночи, вроде я сегодня уже вставала и, кажется, кофе пила, – произнесла Пупель неуверенно.

– Погоди минуточку, морду сполосну, – голос Магды был уже менее хриплый.

Пупель слышала, как на другом конце города Магда спустила воду в унитазе, потом включила кран в ванной, потом брякнула ложкой о кружку.

– Нуг, каг тыг? – закуривая сигарету, проурчала Магда.

– Куришь?

– Ага, закурила, ну дурдом.

– Подожди, я тоже.

Прижав трубку к плечу, Пупель начала поиски сигарет. Под кроватью – нет, на буфете – пустая пачка, в туалете – тоже пустая, вроде новая была, где же она?

«Где ты, Лека, увезли тебя далеко?»

– Что ты говоришь? – послышался голос Магды из трубки.

– Ничего, сейчас, сигареты ищу.

– В сортире посмотри.

– Там пустая.

– В сумке.

– Она в кармане плаща, вот сволочь, так, а зажигалка?

Проверка пошла по тем же адресам и явкам. Зажигалка предательски спряталась под чайным блюдечком на кухонном столе.

Пупель закурила.

– А сейчас как ты себя ощущаешь? – спросила она.

Магда тоже сделала затяжку.

– Пока не пойму, вроде тело не болит, в ухе что-то стрельнуло, у, блин, и под ребром колет. Как ты думаешь, это сердце или невралгия?

– Надо валидолом проверить.

– Сейчас будем проверять, только чайку хлебну, тьфу, холодный какой, аж зубы заломило, ну я тебе скажу, этот новый, который Буккера не получил, это что-то.

– Это ты о ком?

– Налим Сусбарсов.

– Ты и его купила?

– Вчера купила всех номинантов и получивших, и тех, кто бы мог получить при стечении различных обстоятельств, и тех, кто никогда не получит.

– Ну, ты даешь, сколько же ты купила?

– Килограмм двадцать, нет, двадцать я бы сама дотащила до такси, а мне грузчик магазинный помогал, все в коробки напихали.

– Всю ночь читала?

– Надо держать ситуацию под контролем.

– И что Сусбарсов?

– Шестьсот восемьдесят страниц, на обложке написано – настоящий интеллектуальный роман, кабы не богатство и свобода русского языка.

– И как?

– Действительно так, вот богатство и свобода его напрочь подвели. Если бы не они, тогда просто чудо было бы. Там еще на обложке, ой я не могу, кабы не четко выраженное стремление автора вырваться из трех сосен.

– Вырвался?

– Я тебя умоляю, как же это можно узнать?

– Ты же всю ночь читала.

– «Всю ночь, – сказал Финдлей, – всю ночь».

– Ну и?

– Чувствую себя неважно, в плохой форме, прочту страницы три-четыре, напрочь забываю, о чем речь раньше шла. Я тебе точно говорю – кабы так прикольно было бы, три сосны, блин, и все, и если сюда добавить вполне тогда ощутимые признаки гуманистической традиции как таковой, то амбивалентность может расположиться в кофигуративной внешней тенденции.

– Богатство и свобода, говоришь. А как он выглядит?

– Понятия не имею, там нет его фото, но он точно нам не конкурент, это нечитабельно. А почему тебя интересует его внешность?

– Мне сон приснился.

– И ты молчишь? Надо было сразу все рассказать, опять начинается.

– Ну, что ты на меня рычишь, я как раз собиралась.

– Она как раз собиралась, я уже вся на нервах, а она только собиралась!

– Да ладно, погодь жужжать, я почему тебя про этого Сусбарсова спрашиваю? Началось-то все как раз с такого же бреда – амбивалентность с конгруэнтностью и все в этом роде, дальше опять кошмары, а потом...

– Это сейчас тебе приснилось? – настороженно спросила Магда.

– Ну, да, только вот.

– А как ты себя чувствуешь? Кошмары конкретные были?

– Вот в этом-то все и дело, – залепетала Пупель, – никакой конкретики, но самое интересное, он мне понравился, несмотря ни на что.

– Кто тебе понравился? – строго спросила Магда. В голосе ее появились настороженность и недовольство.

– Если бы я могла это четко сформулировать!

– А ты попробуй, может, я и пойму.

– Я совершенно не к тому, ты-то как раз все очень четко понимаешь, кто-кто, а ты...

Магда с удовольствием хмыкнула.

– Видишь ли, во сне я встретила очень интересн... – Пупель замялась. – Я бы это назвала сущность.

– Господи, боже мой, что же это такое, и теперь тебе кажется, что это Сусбарсов?

– Совсем мне не кажется, просто ты заговорила о нем, и возникли некоторые ассоциации. Понимаешь, он говорил, что надо к этому как к поэзии относиться, и все.

– Успокойся, это точно не он, у Сусбарсова в книге поэзия и не ночевала.

– Да я понимаю, тот вообще был, как бы это лучше сказать, не нашей цивилизации.

– Вот это уже интересная тема. Да, кстати, про вампиров уже не надо.

– Почему?

– Авгиев написал.

– Ты и Авгиева прочла?

– Его-то я прочитала вчера от корки до корки, тем более мы эту тему с тобой имели в виду, помнишь?