Анатолий Трушкин - О вечном: о любви, о воровстве, о пьянстве...

(Если есть, когда, с какой высоты вы упали и почему не разбились насмерть?)

На улице Конституции в два часа ночи на будку ДПС наехал «Москвич-2140». Водитель не справился с управлением, потому что у жены, которую он вез в роддом, начались схватки. Роды по всем правилам акушерского искусства принял сержант Склифосовский. Три мальчика и одна девочка – таков для малообеспеченного водителя итог дорожно-транспортного происшествия.

После принятия родов сержант Склифосовский оштрафовал счастливого отца за превышение количества пассажиров в салоне автомобиля.

– Ну довели Россию!

– Успокойтесь.

– Ну паразиты!

– Перестаньте.

– Ну твари!

– Тихо, тихо.

– Ну коммунисты!

– Это – демократы.

– Ну ящуры!

– Это – демократы.

– Ну колдуны!

– А что случилось?

– Цены-то!

– Ничего, потерпим.

– Потерпим? Проститутку снять уже сто долларов!

– Как сто долларов?!. Ну колдуны! Ну твари!

Отчего мы все время так уверенно смотрим вперед?.. Не оттого ли, что все время нам страшно оглянуться назад?

Контузили диктатурой, покалечили войной, оглушили застоем, одурманили алкоголем – в результате получился человек нового типа.

Хорошо там, где нас нет. Может, потому там и хорошо.

Говорят: если прекратим воровать, жить станем лучше. Дураку понятно. Как прекратить-то?

Как-то у нас... Если умница, то нечист на руку, если гений, то бабник, если талантище, то обязательно пьяница. Что же тогда говорить о наших дураках?

Качество продукции можно резко улучшить, если заранее знать, что продукцию удастся вынести.

За кулисами сейчас подходит один, суёт пятьсот рублей или тысячу, что ли: «Можно я тоже выступлю?» Везде взятки! Ужас просто... При всех прямо суёт пятьсот, что ли, или тысячу. ( Достает из кармана купюру. ) Пятьсот. Суёт: «Можно я тоже выступлю?»

Дожили, да?.. Тысячи лет борются со взятками – толку нет. Чего только не пробовали. Один в тюрьме за взятки десять лет просидел! Вышел мертвый – ни на что не реагирует. Работает, ест, водку пьет – всё как мертвый. Супружеский долг возвращал как мертвый, как будто не он у жены занимал. Потом кто-то ему взятку дал – он ожил. И зараза ожила, ничего ей не сделалось за десять лет.

Другого по рукам били. Только он за чужими деньгами потянется, ему по рукам железными прутьями! Мясо слезло, кости наружу. Положили деньги – он зубами схватил и бежать.

К профессору обратились... забыл его фамилию. Известный профессор... по болезням. «Выведи что-нибудь, от чего аллергия на деньги». Он вывел, а всё на себе испытывал. Сделал укол, и как раз зарплата у них. Он взглянул на свою зарплату и заплакал. Все обрадовались сперва, а потом тоже взглянули на профессорскую зарплату и их прямо затошнило.

Тогда нашли добровольца-взяточника, положили перед ним денег несчитано, сказали:

– Сколько сможешь взять, все твои.

Делают укол, заражают аллергией на деньги – он видит их и синеет... Потом стал зеленый, потом фиолетовый – чего-то профессор намешал лишнего, – потом задыхаться начал, глаза выкатил, жилы надулись, пот холодный ручьями, руки окаменели – ученые обрадовались, думали, что одолели заразу! Приборы показывают у него пульс четыреста ударов в минуту!.. Как у бешеной собаки. Четыреста!.. Триста... двести... шестьдесят – сгреб все деньги и ушел.

Был проект – доработать напалмовую бомбу. Где детонатор, сделать обратную резьбу или паклю, что ли, намотать. Короче, все засекречено. Взрываешь над городом – строения целы, люди целы, а то, что на взятки сделано, дает трещину.

Взорвали у нас над коттеджным поселком – пыль три дня оседала. Осела – ни одного целого здания.

Ну и что, конечно, все руками развели – бесполезно у нас бороться со взятками. И тут я нашел способ!.. Случайно. Ко мне на днях пришел человек, кладет на стол конверт.

– Взятка?

– Взятка.

– Сколько же, интересно?

– Пятьсот долларов.

Вот как честный человек клянусь: первое желание было – взять... и плюнуть ему в глаза!.. Потом думаю: плюнуть всегда успею, плюну – он замкнется, а нужно, чтобы ему стало стыдно, чтобы стыд выжег ему внутри всю заразу. Говорю:

– Не стыдно вам?

Он достает еще триста долларов, кладет на конверт. Первое желание было – взять!.. и пепельницей по голове ему. Потом думаю: ударю и только загоню болезнь внутрь. Изуродовать человека легко, ты помоги ему стать честным. Говорю:

– Как вы могли?! Мне?! Пятьсот и триста?!

Он достает еще двести, кладет сверху. Клянусь всем святым: первое желание было просто взять... Просто взять и задушить его. Потом думаю: ну, задушу, он от этого лучше не станет. Думаю: может, чтобы ему сделалось стыдно, мне его поднять на смех?.. Говорю ему с насмешкой:

– Что, это всё?

Он побагровел... с головы до ног – стыд начал выжигать ему внутри заразу. Кладет сверху сто и руки разводит – дескать, всё... больше взяток не даю.

Но я вижу – стыд еще тонкий, не окрепший. Говорю:

– Чтобы вы всю жизнь стыдились своего поступка, я возьму эти деньги. Когда вы поймете, что2 я для вас сделал, придете и отблагодарите меня чем-нибудь... можно даже деньгами. А сейчас идите.

Вот – открыл такой верный способ борьбы со взятками. Сейчас всё больше чиновников берут его на вооружение... Чиновники сейчас всё больше берут... Берут и берут... всё больше и больше.

Разговаривать не умеем, да?.. Мы разговаривать не умеем, да? Я говорю: мы разговаривать друг с другом не умеем, да?.. Не уважаем друг друга, сразу кричать начинаем, оскорблять... За многих стыдно просто... Я говорю: мы разговаривать друг с другом совсем не умеем. Ты чего, глухой, что ли? К тебе обращаюсь. Мы не умеем разговаривать друг с другом, согласен?.. Ну, кивни тогда... Козел тоже.

В Европе один говорит, другой слушает, потом тот говорит, этот слушает... По очереди говорят... В Европе по очереди говорят. У нас все сразу, никто никого не слушает. Стыдно, да?.. Согласен?.. Козел, ты согласен?

Люди для чего беседуют? Чтобы истину найти. Мы спокойно не умеем разговаривать, не владеем собой.

Я тут одному политику говорю:

– Давай с тобой хоть раз потолкуем спокойно, без нервов, по-человечески.

Он скривился сразу и молчит. Я ему:

– Что ты рожу сморщил? Ответь.

Он:

– Перестаньте мне тыкать!!!

Пожалуйста. Говорю:

– Вот вы, – на «вы» его, очень вежливо, – вот вы, – говорю, – хаете всё наше, недовольны жизнью у нас. Скривились, как последний хрен знает кто.

У него тут же рожа красная стала, кричит:

– Что за хамство?! Какой я вам хрен?!