Мишель Фейбер - Огненное евангелие

Тео, рухнув на колени, издал несколько гортанных звуков и выпустил мутную струю, смесь «Пепси» и шоколадного мороженого. На спину ему легла рука Дженнифер.

— Извини, извини, — простонал он.

— Тебе не за что извиняться.

Он поднял глаза. Ее лицо было поразительно, пугающе спокойным.

— Я… кажется, я не привык к пистолетам.

— Это Мэриленд. Здесь у каждого есть пистолет.

Она уже убрала оружие туда, где прятала его раньше. Тео тщетно пытался представить полость в ее плотно прилегающей, сшитой на заказ одежде, где могла бы поместиться железная игрушка и при этом не выпирала бы, но факт, что смогла.

Он еще раз содрогнулся всем телом и стравил. Поразительно, такая животная реакция на простую штуковину, миллион раз виденную в развлекательном формате. В кино герои при виде оружия, как правило, становятся такими живчиками, принимаются скакать, как кузнечики, или же, наоборот, застывают наподобие скалы, от которой пули должны отскакивать, точно теннисные мячики, и поэтому их можно игнорировать. У Тео было такое чувство, будто его внутренности разворотило снарядом. Следы блевотины на груди казались пятнами крови. Он неуклюже попытался их отчистить.

— Эй! — Дженнифер помахала в воздухе его пакетом. — Ты купил новую рубашку, очень кстати.

Он понурился. Ее самообладание, вместо того чтобы его ободрить, подействовало лишь еще более угнетающе. Это она должна была рыдать на коленях, биться в истерике, а он бы ее успокаивал или отвешивал ей оплеухи.

— Неужели тебя ничто не может ошарашить? — спросил он.

— Еще как ошарашило, — ответила она. — Я тоже человек. Но всем нам приходится действовать, не так ли? — Она провела по волосам чуть дрожащей рукой, что можно было бы назвать реакцией на стресс, если бы при этом она не бросила мимолетный взгляд на часы. — Мы оба пережили шок. Я предлагаю вернуться в отель и там вместе отойти от случившегося.

Он кивнул. Но это было не столько согласие, сколько просто рефлекс. Он не хотел быть в номере отеля вместе с Дженнифер. Ни сейчас, ни в будущем. У него было одно желание — поскорей убраться из Балтимора, жуткого места, по которому разгуливают жуткие люди. Ему хотелось сидеть в поезде, в пустом купе, чтобы за окном пейзаж смазывался в такое расплывчатое пятно, а само путешествие приятно растянулось во времени, на многие дни и недели, и чтобы поезд так никогда и не добрался до места назначения.

— Вот что. Давай-ка поскорей отправим тебя в Филадельфию, — заявила Дженнифер. — Я сделаю один звонок, и ты полетишь самолетом.

— Я надеюсь, Дженнифер о вас хорошо позаботилась, — сказала Томоко Стайнберг с едва заметной улыбкой, сопровождая его из зала для встречающих к выходу, за которым начиналась многоуровневая парковка аэропорта Джона Кеннеди. Эта миниатюрная японка была воплощением пародийного шика в своей футболке восьмидесятых с надписью «ФРЭНКИ ГОВОРИТ: РАССЛАБЬСЯ». Будучи больше размера на четыре, футболка выполняла роль платья, а белый хлопок эффектно контрастировал с красными парчовыми колготками. Ее сапожки до икр, при всей своей белоснежности, были такими потертыми и сморщенными, словно она носила их много лет подряд, не снимая. Ей было под пятьдесят, а выглядела она на двадцать пять. Поисковая система, куда Тео вчера зашел, сообщила, что она вдова знаменитого скульптора.

— Да, пожалуйста, — сказал Тео. — То есть… да, спасибо.

Он вымученно засмеялся, бредя рядом с ней через зал ожидания. Он бесконечно устал.

— Вы, наверно, бесконечно устали, — сказала она, осторожно уводя Тео в сторону, пока его не зашибла ватага бразильских туристов, разогнавших свои тележки с чемоданами.

— Я готов проспать неделю.

— Думаю, одной ночи вам вполне хватит, — сказала она. — Удобную кровать, во всяком случае, я вам обещаю.

— А, так Дженнифер вам рассказала про этот кошмарный отель в Филадельфии?

Его номер в Филли оказался на втором этаже богатого и престижного заведения с видом на главную улицу. Под его окном небольшая группа протестантов решила его порадовать христианскими серенадами и оскорбительными выкриками. Все попытки Дженнифер его отвлечь с помощью плотских утех успеха не имели, и на очередную презентацию книги он отправился в подавленном настроении. Когда же он вернулся в отель, Дженнифер вдруг объявила, что должна срочно улететь назад в Балтимор («Возникли кое-какие обстоятельства») и что, возможно, она присоединится к нему в Бостоне. Он лежал один в постели, среди маленьких бутылочек из-под спиртного, тупо глядя на клубящийся над ним сигаретный дым и слушая вопли протестантов. Этих религиозных фанатиков не остановить.

— Кошмарный отель? — эхом отозвалась Томоко Стайнберг.

— Там было… э… шумновато.

— Мои авторы, когда они приезжают в Нью-Йорк, не ночуют в отелях, — заверила она его. — Они ночуют в нашем доме.

Видимо, под «нашим домом» она подразумевала бывшую студию покойного мужа, переделанную под офис «Оушен груп», мультимедийной компании, находящейся в процессе слияния с «Элизиумом».

— Я бы не хотел доставить вам неприятности.

Она хохотнула, обнажив золотой зуб.

— Смешно, ничего не скажешь. В данных обстоятельствах.

Стайнберговское жилище, хотя и расположенное в стратосфере богатых кварталов Манхэттена, оказалось меньше и причудливее, чем ожидал Тео. Дружелюбного вида молоденькая практикантка Хезер открыла им дверь с такой обезоруживающей непринужденностью, что все эти электронные сенсоры, массивный стальной замок и стекло толщиной в три пальца не показались ему ни угрожающими, ни неприступными, а просто прибамбасами, над которыми сами жильцы привычно посмеиваются.

Весь первый этаж, такие открытые соты, выкрашенные в небесно-голубой цвет и украшенные авангардными штучками-дрючками, гудел от общей бурной деятельности, в основном сосредоточившейся вокруг плоских компьютеров и сканнеров/принтеров. Черно-белый зернисто-фактурный постер Филиппа Гласса, играющего на электрооргане для избранных кинорежиссеров на синематеке, висел на видном месте возле окна, забранного железными прутьями, которые отбрасывали на него прихотливую решетчатую тень. Телефоны трезвонили беспрерывно, но их в основном игнорировали; преобладающим фоном была мелодичная разноголосица — это молодые люди тихо переговаривались между собой.

— Кофе и все, что нужно, — бросила Томоко через плечо и показала Тео на лифт. — Прошу.

— Не знаю, как я это выдержу, — простонал Тео, устраиваясь поглубже на кушетке, в которой частенько утопал зад блистательного Билла Стайнберга и которая, несмотря на прожоги от сигарет и следы эпоксидки, осталась нетронутой.

— Что именно?