Михаил Барановский - Форточка с видом на одиночество (сборник)

– С сантехником? – поразившись, переспросил Михаил.

– Это изначально был венчурный проект, – игнорируя вопросы собеседника, продолжал Олег. – Знаешь, сколько я в нее инвестировал? Ты знаешь, я понял: из всех женщин самая дорогая для меня – жена. Да-да! Эти любовницы, суки и проститутки, все равно обходятся дешевле.

– Ты надеялся, она тебе прибыль будет приносить?

– Я вот думаю, как можно было жениться на женщине с сороковым размером обуви? Если кто-то попадает под каблук, то я попал под кованый сапожище. И теща все время шумит, как холодильник. Ну, будем здоровы!

Внезапно на глазах Олега появились слезы. То ли не в то горло пошло, то ли еще что. И все вокруг вдруг сделалось акварельным. То ли от слез, то ли от выпитого.

– Вот, – сказал он, вытирая глаза ладонями, – витаминов себе купил.

– Ну, чего ты? – жалостливо спросил Михаил.

– Бери, Мишаня, закусывай витаминчиками. – Олег протянул баночку другу. – Думал, поможет. Думал, мне просто витаминов не хватает, понимаешь? Какого-нибудь, – читал он мелкие ускользающие буквы на этикетке, – тиамина хлорида, например? А будь у меня в достатке этого самого тиамина хлорида, и все бы в жизни моей стало хорошо. – Он прижал к груди баночку с витаминами, как что-то очень дорогое. – Как все-таки бездарно я его растратил! Бездумно, легкомысленно. Жил, можно сказать, одним днем, не задумывался о будущем. А он – раз – и закончился, – Олег еще раз всмотрелся в этикетку. – Тиамин этот, б… хлорид. Как будто и не бывало! И с деньгами, между прочим, у меня та же история… Как только у меня возникли проблемы с деньгами, все пошло наперекосяк. Я ей сразу стал неинтересен. Она мне, Мишаня, с сантехником изменила. С грязным, вонючим сантехником, – Олег изо всех сил стукнул кулаком по столу.

– Может, это какой-то очень богатый сантехник? – выдвинул предположение Михаил и осекся. – Извини, я что-то не то сказал. Это потому, что ты слишком умный, а в жизни все просто. В жизни все устроено по принципу сливного бочка.

– Например? – удивился Олег.

– Например, нельзя слить одну и ту же воду дважды.

– Да, ты прав. Пора сливать воду. Господи, я же знаю ее с первого класса! Я всегда все просчитываю на десять шагов вперед… И так вляпаться! – Олег резко разлил по рюмкам томившуюся на дне бутылки водку.

– Желающих «вляпаться» в Катю Форапонову было очень много. Честно тебе сказать, я бы и сам с удовольствием «вляпался», – мечтательно произнес Михаил. – Но я знаю цену настоящей мужской дружбе. Женщина друга – для меня не женщина, – с кавказским акцентом добавил он.

– Мишаня, вот если бы с тобой, я бы понял. А то с грязным, вонючим сантехником!

В узком коридоре своей двухкомнатной хрущевки, дрожа всем телом, пятилась, отступая назад, Ирина Владимировна. На нее надвигался двадцатисемилетний мачо в кожаных штанах и куртке.

– Я никогда этого не делала, – говорила она срывающимся голосом.

– Совсем никогда? – нагло ухмыляясь, интересовался мачо.

– Совсем. Почему это вас так удивляет?.. Нет, вы меня неправильно поняли. Это я делала. – От волнения она совсем запуталась. – Я никогда не делала этого за деньги.

– За деньги это делаю я.

– В том смысле, что я должна буду за это заплатить.

– Перестаньте, разве это деньги? Это все равно, что бесплатно.

– Для вас, может, это и не деньги. А для меня – ползарплаты, – Ирина Владимировна почувствовала за спиной стену. Отступать было некуда.

– Это где ж такая зарплата? – Мачо был уже совсем близко.

– В школе.

– В школе? Что вы преподаете?

Расстояние между ними стремительно сокращалось. Ирина Владимировна поняла, что надо переходить в наступление:

– Ваша мама знает, где вы работаете?

– Хотите вызвать ее к директору?

– Я сама директор, – твердо сказала Ирина Владимировна.

– Да вы что! – искренне удивился мачо.

– Вы не ответили на мой вопрос, – не теряя инициативы, настаивала Ирина Владимировна.

– Нет, она не знает.

– И что вы ей врете? – на той же волне продолжила директриса.

– Она думает, что я работаю спасателем, в МЧС.

– Спасателем. Замечательно. – Ирина Владимировна почти торжествовала. – И скольких вы уже спасли? Счет на десятки или на сотни? Кстати, вас там проверяют? Вы здоровы?

– Я недавно в газете объявление прочитал: «Любые венерические болезни. Круглосуточно». – Мачо снова расплылся в наглой улыбке.

– Смешно, – сказала Ирина Владимировна с каменным выражением лица.

– Не волнуйтесь. Я здоров. К тому же у меня есть вот что… – Он достал из кармана пачку презервативов. – От всех болезней, включая самую страшную.

– Какую? – с ужасом спросила Ирина Владимировна, на самом деле, вовсе не желая слышать ответ.

– Жизнь. Жизнь – это болезнь, которая передается половым путем, – легко ответил мачо и снова просиял. – В какой школе вы работаете?

– Зачем вам? – Ирина Владимировна почувствовала неладное.

– Вы работаете в тридцать пятой школе? Почему вы молчите? Я прав? В тридцать пятой? Так?

– Нет, я пошутила. Я никогда не работала в школе. Я… я… – стала заикаться Ирина Владимировна, – я – музыкант… ша. Я играю на… валторне. В оркестре… в филармонии.

– Ирина Владимировна! – взвился мачо.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– На афише прочитал.

– Саша, я тебя тоже узнала, – трагическим голосом сообщила Ирина Владимировна. – Саша Вяземский.

– Это я, Ирина Владимировна!

Ирина Владимировна схватилась за голову:

– Кошмар. Страшный сон. Проходи в комнату. Садись. Сейчас чаю сделаю. – Она замолчала, пристально всматриваясь в Александра. – Или кофе? Сколько ж лет прошло?

– В этом году десять как закончили.

Катя подошла к креслу, в котором сидел Максим, и наклонилась над ним:

– Боб, у тебя волосы седые.

«Раньше она всегда носила бюстгальтер», – подумал Максим. Но сказал о другом:

– Говорят, кто седеет, тот не полысеет.

Катя легким движением руки взлохматила его волосы.

– Посмотрим лет через десять, – сказала она, смеясь, и замолчала. Потом пристально посмотрела Максиму в глаза: – Поцелуй меня, пока не полысел.

«Боже мой, – пронеслось у него в голове, – мы не виделись десять лет, и мы говорим, как будто продолжаем начатый тогда еще разговор. Как будто прошло какое-то странное состояние анабиоза, летаргического сна. Вот я улыбнулся и как-то неловко, небрежно так пошутил, и она трогает мои волосы, как раньше, как столетия назад, когда мы были голыми и пугливыми и жили в разных пещерах, хранили огонь и страшились грома. Как много прошло, ушло, исчезло навсегда, как ночные поллюции, как иллюзии счастливого будущего, как поцелуи в темных подъездах.

Никто не виноват, что так вышло, и никого не надо жалеть. Может быть, только тех, кто мучился с нами все эти годы, что мы спали.