Коллектив Авторов - Здравствуй, племя младое, незнакомое!

– Ступай, – говорит, – теперь домой, коли отудобел...

А он и идти не хочет.

– Чего, – говорит, – мне одному там, в хоромах тех, делать? У тебя тут вон как хорошо, спокойно...

Телемастер-шабашник Авдей Луковой и частный предприниматель Семен Артемич сидели за столом друг перед дружкой и угощались. Перед каждым лежало на противнях по целому зажаренному в гриле до румяна гусю. Стояли на высоких ножках фужеры с белым вином, а около них – стопочки с чистой, как слезиночка, водкой. Гусятину раздирали руками, по-русски, не признавая ножей и вилок. Пальцы с удовольствием утопали в масляной горячей мякоти, нос ловил аромат пряностей, а язык – острый вкус нежного мяса. Вино подливали и пили, когда просто хотелось пить, а водку – когда от удовольствия созревал очередной тост.

Тосты выдумывал и произносил на правах богатого и радушного хозяина Семен Артемич.

– Давай-ка выпьем за гуся... Чтоб леталось ему, жировалось на вольном хлебу, свежем воздухе...

– Не больно-то вольготно ему, наверно, тут, – указал гость кивком головы на противень.

– А я предлагаю выпить за другого гуся, который еще в стаде ходит, но скоро, думаю, попадет к нам на сковородку!

Гость согласился с тостом, чокнулись хрусталем, выпили за гуся и опять начали аппетитно есть и беседовать.

– Я, – причавкивал Семен Артемич, – всю жизнь, может, мечтал вот так вот гуся слопать целиком... но еще мечтаю о баране на вертеле.

– Меня позвать не забудь, – облизнулся Авдей.

– Позову! Я всех друзей тогда созову. Вот, скажу, братцы, дожил я наконец до счастливой жизни, порадуйтесь вместе со мною...

Авдей уже заметно охмелел, поднял рюмку:

– Хорошо живем...

– Хорошо, друг. У меня в одном колхозе целое стадо гусей ходит. Председатель деньгами не смог расплатиться, пришлось живыми гусями брать. Хочешь, завтра их к моему дому, к подъезду прямо, какая-нибудь деревенская босоногая Матанька пригонит хворостиной? Как в кино... Ну, давай выпьем...

Гусей съели и косточки обглодали, вином запили; потом выпили еще по стопке водки, закусили лимоном; потом пили кофе, закусывали ломтиками сыра, сытно откидываясь на спинки стульев. В довершение вечера, пришел проведать Семена Артемича личный врач-экстрасенс с острой саблей в руках. Порадовал сообщением, что отыскал в «тетрадке народной мудрости» заговор от ожирения, почти идентичный с его собственной методикой. За такое усердие врач был пожалован целым стаканом водки и какой угодно закуской, появившейся на столе из холодильника как по волшебству: хочешь – рыжики, груздочки, хочешь – балык, ветчина, заливной язык... Выпив стакан водки до дна, экстрасенс решил тут же опробовать на пациенте новый заговор.

И вот уже подвыпившая троица прыгала по кухне какими-то языческими прыжками, экстрасенс махал над головой Семена Артемича саблей, и тот исступленно вопрошал:

– Что сечешь?

– Ожирень секу! – кричал экстрасенс.

– Секи шибче! – вторил ему пациент. – Чтобы век не было!..

Возвращался Авдей домой поздно ночью, пьяный, улыбался, вспоминая, как на шум прибежала из спальни жена Семена Артемича и образумила их:

– Вы что, рехнулись?

Маленько утихомирились. Сели за стол и еще взбодрились по рюмочке водки. Семен Артемич время от времени учил Авдея жить. И в этот раз не преминул:

– Давно бы открыл свою телемастерскую и жил бы припеваючи. Золотые сами бы к тебе сыпались, только карман подставляй. Работать не нужно...

– Пока у меня голова на плечах, – улыбался Авдей, – и чемоданчик с инструментами при мне – кусок хлеба, сала и бутылку водки всегда заработаю. Живу я один, мне много не надо... У меня мой чемоданчик, как неразменный рубль.

– Врешь ты все, – посерьезнел Семен Артемич. – Человеку всегда много надо... Ну ладно, поздно уже, вставать завтра рано... Вот вам по гусю, домой гостинца, и доброй ночи...

На том и разошлись. У подъезда экстрасенс пошел в свою сторону, Авдей – в свою. Была осень, грязно, хотя небо вроде выветрилось и полная луна ясно высвечивала то и дело наплывающие на нее холодные серые облака. Мороженый гусь все хотел выскользнуть из-под мышки, но хоть и пьяный, Авдей не спускал с него глаз и поддерживал застывающей уже ладонью, пока не споткнулся и не улетел с тротуара в грязь. В первую минуту было такое ощущение, что ему подставили ножку. Но никого рядом не было. Гусь, само собой, выскользнул во время падения и шлепнулся где-то рядом. Как нарочно, большое черное облако потопило в своей тени свет луны и надвинулся мрак, казалось, надолго. Авдей пошарил вокруг себя, пытаясь нащупать холодную тушку, чертыхнулся... и вдруг его кисть зажала какая-то безжизненная, не холодная, не теплая, будто давно тут валявшаяся меховая рукавица, ладонь. Авдей глянул – кто тут!.. И словно только что проснувшись или, наоборот, крепко уснув, увидел смотрящую в упор на него огромными косыми глазами прескверную, какой ни наяву, ни во сне не придумать, харю. А за ней толпились еще и еще, такие же противные, кривляющиеся, беззвучно хохочущие рожи.

– Ты нам гусака – мы тебе серебряный рубль, – прогугнила ему прямо в лицо харя, пахнув каким-то серным смрадом.

«Это нечистая!..» – смекнул, трезвея, Авдей, хотел, было, соскочить и броситься наутек сломя голову, пес с ним, с гусем... Но кисть его все еще была зажата мохнатой рукой, пока другая такая же рука не сунула ему в ладонь прохладную кругляшку – серебряный рубль. И сразу же никого вокруг, тихо и даже безветренно. Тут уж Авдей вскочил и, не оглядываясь, припустил вперед к дому, благо, было недалеко. Бежит, тяжело дышит, не мальчишка уже, тридцать с лишним, и слышит – настигают, топают, хлопают сзади, кричат:

– А-а! Ты обманул нас! Твой гусак мертвый! И головы у него нет! А мы тебе рубль неразменный дали! Верни сейчас же, не то задавим!..

Жизнь дороже рубля. Бросил Авдей серебряный на асфальт, и звон даже слыхать было, да, все не оглядываясь, все той же прытью к дому. У самого подъезда – на тебе! Старый знакомый Серега, давно не видались, остановил.

– Ты чего по ночам бегаешь? – смеется. – Днем-то когда бы встретились...

Авдей хотел, было, рассказать Сереге все, что с ним только что приключилось, но, похоже, будто ничего этого не было, а просто упал он в грязь и на какое-то мгновение заснул, а оно и пригрезилось. Поэтому он так и сказал, оттирая ладонью грязь с куртки:

– У друга выпили, шел сейчас и в грязь упал.

– Ничего, отмоешься, – успокоил его Серега. – Слушай, ты телевизоры-то все еще ремонтируешь? Заглянул бы как-нибудь ко мне по старой дружбе. Телевизор сломался. Ты его раз ремонтировал, помнишь, наверно? Цветной...

Старой дружбе отказать нельзя. Авдей пообещал назавтра зайти. Но что-то было на другой день самочувствие нехорошее: похмелье не похмелье, но муть жуткая и круги какие-то зеленые перед глазами, казалось, того и гляди, глюки пойдут. Да и вчерашнее приключение было настолько свежо, что казалось каким-то воплотившимся бредом и совершенно не выходило из головы. То Авдей жалел, что выбросил неразменный рубль, а надо было бежать и бежать до самого дома; то, наоборот, радовался, что отдал, отвязался от чертей, а то, кто знает, будут по ночам приходить, будить, долг требовать. И хотя эту ночь Авдей спал хорошо, спокойно, но днем, вот, пожалуйста, – всякие круги перед глазами, тошнота. Нет, это не похмелье, это будто предчувствие какой-то перемены.