Эмилия Прыткина - Свадебный переполох

Обсудив планы на ближайшее будущее, Офелия с Ованесом перешли к делам насущным, а именно – астральным телам, которые никак не желали отделяться. Ованес достал какую-то книгу и стал тыкать в нее пальцем, Офелия склонилась над столом и стала внимательно слушать. Арусяк, оставшись наедине с собой, снова углубилась в свои страдания и думы о завтрашнем дне. Вдоволь пострадать не удалось: тетка посмотрела на пустую бутылку и заявила, что желает отужинать и не против выпить еще одну бутылочку.

– Сейчас схожу, сейчас, – засуетился Ованес.

– А можно я, а? Магазин ведь рядом, – предложила Арусяк, которой надоели рассказы об астральных телах и способах их перемещения.

Офелия утвердительно кивнула и выдала Арусяк деньги.

– Не забудь этаж и квартиру, мы дверь не будем закрывать, – сказала она и повернулась к Ованесу. – Так вот, когда я начинаю засыпать, то ощущаю…

Что ощущала тетка, Арусяк не слышала. Хлопнув дверью, она, не дождавшись лифта, поскакала по лестнице вниз.

В магазине Арусяк долго и придирчиво рассматривала ассортимент. В винах она не разбиралась, а спросить у тетки, что купить, забыла. Пришлось обратиться за помощью к продавцу. Продавец, молодой парень, улыбнулся в тридцать два зуба и сказал, что выбор вина есть наука сложная, для многих непостижимая, а посему он – эксперт в области виноделия – с радостью поможет девушке, если она скажет, по какому случаю они собираются пить вино, в каких количествах и, самое главное, в какой компании.

– Втроем: я, тетя и ее друг. Пьем, потому что картину продали, ужинать будем.

Молодой человек задумался и вкрадчивым голосом поинтересовался возрастом пьющих и меню на ужин.

– Тридцать с хвостиком, сорок, кажется, и двадцать три, – отчеканила Арусяк. – Что на ужин – не знаю.

Продавец снова задумался и высказал предположение, что на ужин будет сыр – куда ж без сыра, без сыра ни одни армянин за стол не сядет, – мясо, зелень в большом количестве и жареная картошка. Скорее всего будет баранина, а следовательно, лучшего выбора, чем десертное красное вино, и быть не может. Десертные вина Арусяк не любила, к тому же первая выпитая бутылка была вовсе не десертной, поэтому она покачала головой и попросила что-нибудь другое.

– А другого нет, – развел руками продавец.

– А чего тогда спрашивал, что да как? – разозлилась Арусяк.

– Ну, всегда приятно познакомиться с красивой девушкой. – Продавец достал с полки бутылку вина и протянул Арусяк. – А еще у нас проводится акция, и вы выиграли фирменный штопор! – Он извлек из-под прилавка штопор и с торжественным видом вручил его Арусяк.

Арусяк схватила вино, штопор и пулей выскочила из магазина. В подъезде она остановилась возле лифта, и в душу ее закралось какое-то нехорошее предчувствие, самое нехорошее предчувствие на свете, как в тот день, когда она, третьеклассница Арусяк Мурадян, шла в новом белоснежном фартучке в школу и упала в канализационный люк. Но переться пешком на шестой этаж было лень, тем более с бутылкой вина и соловьями, которые выводили трели в голове после первой бутылки, – пить Арусяк не умела совершенно и хмелела даже от стакана яблочного сока. Нажав на кнопку шестого этажа, Арусяк оперлась о стену и расслабилась. Лифт проехал пару этажей… и замер. Лампочка помигала и погасла, потом снова включилась, но лифт так и не тронулся с места. Арусяк почувствовала, как ноги и руки начинают холодеть, а стены лифта – наваливаться на нее тяжелой коричневой массой, норовящей раздавить в лепешку и ее саму, и бутылку вина, и даже штопор. Она жалобно всхлипнула и стала что есть силы жать на кнопку вызова диспетчера.

– Помогите! – завопила Арусяк, поскольку с детства страдала клаустрофобией, и стала тарабанить в двери.

За дверью было тихо, тогда она снова стала жать на кнопку вызова, подпрыгивать и голосить. Прокричав добрых пять минут, Арусяк присела на корточки и залилась горючими слезами. Умирать в лифте в чужом городе не хотелось совершенно, и Арусяк стала читать единственную известную ей молитву «Отче наш» и даже пообещала Господу, что если ее извлекут из лифта живой и невредимой, а самое главное – в ясном уме и твердой памяти, то она выйдет замуж за страшного Вачагана и проведет остаток жизни, рожая одного за другим армянских деток и всячески ублажая мужа. Когда же никто не откликнулся и через пятнадцать минут, Арусяк пообещала, что уйдет в монастырь. Возможно, еще через четверть часа она дала бы обет пойти босиком из Еревана в Киево-Печерскую лавру, если бы из переговорного устройства не послышался густой бас диспетчера:

– Кто там?

– Это я, Арусяк, я в лифте застряла, вытащите меня, пожалуйста, мне очень страшно, – жалобным голосом ответила она.

– Не бойся, Арусяк. Ты что, одна застряла? – спросил голос.

– Одна, совсем одна, была бы с кем-то, было бы не так страшно.

– А в каком ты подъезде застряла, Арусяк? – поинтересовался голос.

– А я не знаю. Мы к другу моей тети в гости пришли. Меня послали за вином, а я застряла. Помогите мне, пожалуйста.

Произнеся слово «вино», Арусяк посмотрела на бутылку, извлекла из кармана штопор и решила выпить для храбрости. Через минуту она уже сидела на корточках и пила вино из горла.

– Арусяк, не бойся, Арусяк, мы тебя спасем. Арусяк-джан, ты только не плачь, ты же хорошая девочка, так? Дядя Аршак придет и спасет тебя, – утешал ее диспетчер.

– Хорошая-хорошая. Приходи, дядя Аршак, а еще лучше – позови мою тетю Офелию.

– А почему же такую хорошую девочку отправили одну в такой поздний час за вином? – возмутился голос дяди Аршака.

– Меня тетя с Ованесом послали. Я вас очень прошу, вытащите меня, мне страшно, я задыхаюсь, у меня клаустрофобия.

– Я этого Ованеса поймаю и уши ему надеру.

– Не надо, он хороший, я сама виновата, – вздохнула Арусяк.

– Арусяк-джан, сейчас я приду и тебя вытащу, а с тобой пока дядя Вано будет разговаривать, чтобы тебе страшно не было, хорошо?

– Хорошо, – ответила Арусяк и отхлебнула из бутылки еще вина.

Послышался какой-то шорох, а потом голос дяди Вано:

– Аршак уже пошел тебя вытаскивать, Арусяк-джан, не бойся, скоро все уладится.

«Какие все-таки душевные люди здесь живут, – подумала Арусяк. – В Харькове фиг бы кто стал со мной возиться. В лучшем случае рявкнули бы что-нибудь типа „Не хрен было в лифте баловаться!“, а в худшем – вообще бы ничего не ответили».

– Арусяк? Арусяк? Ты там? У тебя все хорошо? – послышался взволнованный голос дяди Вано.

– Все хорошо, только страшно, – подтвердила Арусяк, чувствуя, как пол постепенно уходит у нее из-под ног, а соловьи в голове поют все громче и громче.

– А ты маму с папой слушаешься? – вкрадчиво спросил голос.

– Не всегда, но стараюсь, – соврала Арусяк, пытаясь припомнить, когда же она последний раз слушалась маму с папой.