Эмилия Прыткина - Свадебный переполох

– Про свадьбу я тебе потом расскажу, рано пока, пойду кололак побью, – вздохнула бабка и пошлепала на кухню, бросив на ходу: – Я уж не знаю, что у тебя там, в Харькове, было, но рассказывать все совершенно не обязательно.

– Хорошо, – ответила Арусяк, перевесилась через перила и стала смотреть вниз с балкона, думая над бабушкиными словами.

Вскоре на балкон вошел Петр Мурадян и сообщил дочери, что если сегодня при гостях она вздумает пускать слюни с пузырями и чесаться, как блохастая кошка, то он отвезет ее обратно в Харьков и выдаст замуж за самого распаршивого армянина, по сравнению с которым Акоп Пигливанян покажется ей сказочным принцем.

Арусяк утвердительно кивнула и клятвенно пообещала отцу вести себя прилично.

И пока семейство Мурадянов готовилось к торжественному приему гостей, на другом конце города семейство Авакянов во главе с Суриком, его матерью Вардитер Александровной и женой Кариной суетилось и слезно уговаривало Вачагана, своего единственного отпрыска и радость всей их жизни, вести себя в гостях прилично, не напиваться, на девушку Арусяк нагло не смотреть и о глупостях с ней не разговаривать.

Бари луйс, Вачаган!

Вачаган – аспирант мединститута тридцати лет от роду – внимал родителям и обещал вести себя прилично и поведением своим не смущать прекрасную Арусяк, про которую ему прожужжали все уши. Жениться на Арусяк Вачаган не хотел категорически, поскольку считал сватовство занятием недостойным и глупым и мечтал только об одном – как бы поскорее закончить аспирантуру и смыться в Воронеж, где его поджидала прекрасная возлюбленная.

Екатерина Светлова, которая приехала в Ереван год назад, для обмена драгоценным опытом и укрепления дружбы между армянскими и российскими медиками, укрепила ее настолько, что бедный Вачаган после ее отъезда не находил себе места добрых два месяца, пока Екатерина не позвонила ему и томным голосом не прошептала, что увезла из Еревана не только драгоценный опыт, но и самые что ни на есть нежные чувства к Вачагану. Вачаган, услышав это, облегченно вздохнул и рассказал как на духу, что не проходит и дня, чтобы он не вспоминал свою любимую Катеньку и что готов на следующий же день после окончания аспирантуры примчаться к ней на крыльях любви. Екатерина всхлипнула в трубку и обещала ждать любимого.

Впрочем, родители Вачагана о Екатерине не знали, и когда Петр Мурадян позвонил другу своего детства и сообщил, что приезжает в Ереван, чтобы найти своей прекрасной дочери Арусяк достойную пару, Сурик обрадовался и решил, что лучшей невестки, чем дочь друга, и не сыскать. К тому же Петр Мурадян был человеком не бедным, а учитывая тяжелое финансовое положение семьи Авакянов, богатая невестка и родственники на Украине им бы совсем не помешали.

Мать Сурика, Вардитер Александровна, она же глава семьи, она же королева-мать, она же «крыса-кровопийца», как называла ее за глаза невестка, готовилась к предстоящему событию не менее основательно, чем Арусяк-старшая. Правда, вместо того, чтобы лепить кололак, Вардитер Александровна пилила невестку, заставляя испечь коронный торт армянских домохозяек «Птичье молоко». Откуда взялось это название и какое отношение оно имело к обычному песочному тесту, смазанному заварным кремом и залитому глазурью, никто не знал. Скорее всего какой-нибудь армянин, приехавший из Русастана, рассказал своей жене о тающем во рту торте, покрытом глазурью, а она воспроизвела его по-своему, а потом раздала рецепт соседкам, которые поделились им со своими соседками, а те, в свою очередь, со своими соседками, пока рецепт не обошел весь Ереван. Карина взбивала третий вариант крема (первые два свекровь забраковала и выбросила), Вардитер Александровна рылась в шкафу, выбирая наряд для предстоящего визита, а сын Сурик, с недавних пор – безработный инженер, подрабатывающий торговлей батарейками для фонариков на базаре, надраивал свой старенький «Москвич».

Вачаган в это время заперся в своей комнате и строчил очередное письмо возлюбленной Катеньке. В отличие от Арусяк, которая молилась всем богам на свете, чтобы она не понравилась жениху, Вачаган не молился никому, поскольку твердо знал, что предпримет все от него зависящее, чтобы невеста и ее родственники возненавидели его всей душой.

Ближе к назначенному времени суета в обоих домах достигла своего апогея. Вардитер Александровна ворчала, что они уже опаздывают, и заставляла невестку намазывать коржи пятым по счету кремом, который получился, по словам свекрови, хуже всех. Сурик надраил свой «Москвич» и обнаружил, что кто-то проколол колеса, а Вачаган все еще строчил письмо возлюбленной, пытаясь найти самые нежные, самые прекрасные слова, в которых клятвенно обещал приехать к ней через месяц.

В семействе Мурадянов дела обстояли еще хуже: Арусяк-старшая так и не смогла отбить мясо и теперь в спешном порядке крутила голубцы. Рузанна сидела в своей комнате и в сотый раз перебирала содержимое шифоньера, пытаясь понять, что с чем можно надеть. Аннушка с Петром стояли в кондитерской и ждали, когда же наконец кондитер дорисует зеленые маргариновые розочки на огромном праздничном торте. А Арусяк-младшая разрывалась между бабушкой, которая просила внучку помочь в приготовлении голубцов, и Рузанной, которая не знала, можно ли с зеленой юбкой надеть фиолетовую кофточку. И только Гамлет никуда не торопился. Подобно котику на лежбище, он валялся на диване и смотрел телевизор.

В половине шестого Арусяк-старшая полезла ложкой в кастрюлю, попробовала голубцы и объявила невесткам, что пора накрывать на стол.

– А хлеба-то нет, – заметила Рузанна, открыв большую зеленую кастрюлю, служившую хлебницей.

– Арусяк! – завопила бабка. – Сходи за хлебом, да побыстрее!

Арусяк, которая провела весь день в тоске и печали, посмотрела на бабушку, натянула брюки и пошла в булочную, которая располагалась возле соседнего дома. Купив три матнакаша, Арусяк, желая оттянуть тягостный момент встречи с Вачаганом, зашла в соседний магазин, побродила по нему, посмотрела на часы и неспешно пошла по направлению к дому. Возле подъезда стоял видавший виды белый «Москвич», надраенный, как медный самовар. Арусяк взглянула на этого предвестника беды, занервничала еще сильней и поняла, что подняться на восьмой этаж ее не заставят даже все родственники вместе взятые. С отвращением посмотрев на матнакаши, она засунула пакет с хлебом за батарею в подъезде, пулей выскочила наружу и стремглав побежала по направлению к остановке, ругая себя за то, что не спрятала свой паспорт заблаговременно, пока до него не добрался отец. Пробежав добрых триста метров, Арусяк остановилась, перевела дух и осмотрелась. Вдалеке мелькала синяя лента озера, и Арусяк твердой походкой направилась к нему. Топиться в озере она не имела ни малейшего желания, но решила, что прекрасно отдохнет на его берегу пару-тройку часиков, пока гости не уйдут несолоно хлебавши.