Эмилия Прыткина - Свадебный переполох

– А чем Арусяк занимается? – Она наклонила голову и снова прищурилась.

– Я… пока ничем. Я закончила университет, по специальности переводчик, хочу устроиться на работу в какую-нибудь солидную фирму. – Арусяк опустила глаза и стала ковырять вилкой в тарелке с голубцами.

– И-и, нам такая невестка не нужна. Что это за специальность – переводчик, – хмыкнула старушка. – Вот, я понимаю, врач или учитель, а переводчик – пустое это, несерьезно.

– Это почему же несерьезно? – грозно спросила бабушка Арусяк.

Буря, которой Арусяк так боялась, грянула.

– А потому! Вон в кино показывают: ходит этот переводчик в короткой юбке. Ноги длинные, а ум короткий.

– В каком таком кино? – робко спросила Карина, которая сидела и дрожала как лист, боясь чем-либо прогневить свекровь.

– В каком, в каком! В таком! По вечерам я смотрю кино, там ходит девушка в этом… в офисе, кофе разносит. А вокруг мужчины сидят, смотрят на нее. Какая же нормальная девушка пойдет работать в офис, да еще и переводчиком?

– Это секретарь, мама, а переводчик – это другое, – улыбнулся Сурик и посмотрел на бабушку Арусяк, которая приготовилась к нападению. – Это она сериал смотрит, там девушка-секретарь ей очень не нравится.

– А что же такое «переводчик»? – не унималась Вардитер Александровна.

– А переводчик – это человек, который знает иностранные языки, может переводить с армянского на английский или с русского на армянский, и наоборот, – гордо ответила Арусяк-старшая, встав на защиту внучки.

– Так это, мой муж тоже умел переводить с русского на армянский, учителем работал у нас в школе. Слово-то какое придумали модное – пе-ре-вод-чик, нет бы сказать просто – учитель, и все, э-эх. – Вардитер Александровна махнула рукой, положила в рот половину голубца и стала старательно его разжевывать.

– Да, мама, да, Арусяк учитель, – кивнул головой Сурик и наклонился к другу Погосу: – Чем старше становится, тем вреднее.

– Да, старики – они такие, – поддакнул Погос.

Обстановка становилась невыносимой, и Арусяк безумно захотелось выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы отбить у Вачагана охоту брать ее в жены. Памятуя о том, что торжественно пообещала отцу не позорить их славный род своими глупыми шуточками, Арусяк с надеждой посмотрела на Офелию.

– Старайся не понравиться старухе – я так понимаю, что она тут главная, – прошептала та и одновременно мило улыбнулась Сурику.

– Дети, а может, вы пойдете пообщаетесь немного? – предложила Карина, посмотрев на Арусяк, а потом на Вачагана.

– Да я, я… – замялась Арусяк и покраснела.

– Иди-иди, – толкнула ее в бок Рузанна.

Из-за стола Арусяк выходила на ватных ногах, терзаемая вопросом: что бы такое придумать, чтобы не понравиться Вачагану? Вачаган, в свою очередь, терзался еще больше, поскольку, увидев девушку во всех отношениях приятную и образованную, растерялся и никак не мог найти нужных слов, чтобы мягко и деликатно объяснить ей, что, несмотря на ее обаяние и хорошее приданое, сердце его принадлежит другой.

Когда они с Вачаганом вышли из подъезда, Арусяк заметила свободную скамейку возле фонтанчика.

– Посидим там? – предложила она.

– Давай, – согласился Вачаган.

Минут десять они сидели молча, думая каждый о своем. Арусяк снова и снова возвращалась в Харьков, а Вачаган летел на крыльях любви в далекий Воронеж к любимой Катеньке.

– Прохладно вечером, – заметил Вачаган через пятнадцать минут.

– Ага, – согласилась Арусяк.

Повисла пауза. Еще через пять минут Вачаган достал сигарету и закурил.

– А вчера в это же время было тепло, – выпустил он струю дыма.

– Очень тепло, – кивнула головой Арусяк.

– А ты любишь собак? – спросил Вачаган.

– Ага, очень люблю, особенно пуделей.

– И я люблю, только овчарок. – Вачаган с тоской посмотрел на светящиеся окна на восьмом этаже, где за столом заседали два семейства, решавшие их судьбу.

– Я еще кошек люблю, – поежилась Арусяк.

Уверенность в том, что она без особых проблем расставит все точки над i, постепенно испарялась.

– А тебе нравится медицина? – спросил Вачаган ни с того ни с сего.

– Нет, не нравится, я крови боюсь, б-р-р-р!..

– А мне нравится, я всегда хотел помогать людям. Я в этом году окончил мединститут заочно, вот.

– Молодец, – зевнула Арусяк и добавила: – Что-то холодает.

– Правда, – подтвердил Вачаган, – холодает. А ты любишь голубцы?

– Не очень, – ответила Арусяк и демонстративно зевнула еще раз, давая ему понять, что ей скучно и вести с ним долгие беседы она не намерена. – А ты?

– Люблю, – зевнул в ответ Вачаган.

Еще с полчаса они посидели молча, изредка перебрасываясь короткими фразами, из которых Арусяк узнала, что Вачаган еще любит пончики, музыку Арама Асатряна и фильмы ужасов. Вачаган, в свою очередь, узнал, что Арусяк любит эклеры, дамские романы и Киану Ривза.

– Я уже домой хочу, – сказала она через полчаса.

– Ага, я тоже, – согласился Вачаган.

Когда молодые вошли в квартиру, веселье было в самом разгаре. Папа с Суриком резались в нарды, Гамлет сидел рядом с ними и курил, мама с Кариной, Офелией и Рузанной о чем-то оживленно беседовали, а бабушка Арусяк хвасталась Вардитер Александровне связанными собственноручно носками и свитерами, разложенными на диване, как на витрине. Вардитер Александровна придирчиво осматривала синий свитер и с видом знатока рассказывала бабушке, что это за вязка.

– А, вот и дети пришли наши! – хлопнула в ладоши бабушка Арусяк.

– Счастливые, довольные, – закивала головой Вардитер Александровна.

Ни тени счастья на лицах Арусяк и Вачагана не было, но старушка засуетилась, побежала в коридор и вернулась оттуда с каким-то затасканным пакетиком.

– А теперь и выпить не грех! – победоносно воскликнула она и извлекла из пакета бутылку коньяка.

– Садитесь, детки, садитесь, – стала хлопотать бабушка Арусяк и посадила Арусяк с Вачаганом во главе стола.

Остаток вечера Арусяк просидела с видом человека, обиженного Богом и людьми. Вачаган сидел рядом, щелкал костяшками пальцев и пил коньяк. Вардитер Александровна рассказывала о каком-то «ншандреке», Петр и Сурик напились, стали петь песни и вспоминать детство, бабушка Арусяк отчитывала Рузанну за то, что та положила в салат мало орехов, а дядя Гамлет откопал где-то старый ботинок, со слезами на глазах тыкал этим ботинком в лицо Вачагану и рассказывал, что именно этот ботинок был первой моделью, которую он пошил в своем цеху. Вачаган, который с горя назюзюкался, внимательно изучал ботинок и цокал языком в знак одобрения. Потом дядя на радостях притащил еще один ботинок, бабушка наконец-то оставила в покое Рузанну и стала хвастаться старушке запасами ниток для вязания, а Арусяк тем временем перебралась на диван, где и просидела остаток вечера, пытаясь хоть как-то осознать все происходящее.