Никколо Амманити - Да будет праздник

Мердер нервно швырнул недочищенный нож в ящик к чистым.

– Я пытался… Но он не дослушал, а после той речуги, которую он толкнул, разве можно было? И потом, извини, почему вечно мне приходится отдуваться?

Сильвиетта вскочила на ноги. Временами она не выносила своего парня:

– Ты ведь сам мне сказал, что поговоришь с ним. Что тебе не трудно.

Мердер развел руками:

– Мне и правда не трудно. При первой возможности скажу.

Девушка сжала ему руку:

– Нет, мы прямо сейчас пойдем и скажем! Так нам будет спокойнее. Согласен?

Мердер нехотя поднялся:

– Ладно. Но какая же ты все-таки зануда… Знаешь же, как он взбесится…

Парочка пересекла площадку, стараясь не попасться на глаза Антонио, который, взобравшись на ящик, раздавал всем команды. Из мягкого, приветливого человека он превратился в лагерного надзирателя.

Мердер с Сильвиеттой вошли на кухню. Она занимала три огромных помещения, заставленные агрегатами из нержавеющей стали. В клубах пара мало что можно было разглядеть, нос дразнили всевозможные ароматы. Тут собралось не меньше полусотни поваров в белых одеждах и колпаках. И вокруг них суетилась армия помощников. В ушах стоял оглушающий звон кастрюль вперемешку с криками поваров.

Саверио сидел на табуретке с ножиком в руке и чистил гору картошки, которой можно было бы накормить всю Ребиббию [16].

Увидев их, Мантос зашипел:

– Что вы здесь делаете? С ума сошли? Если попадетесь… Я сказал Зомби, что через полчаса мы встречаемся снаружи для оперативного брифинга, на котором я вам изложу план действий. А сейчас идите отсюда.

Мердер поглядел на Мантоса и, весь корчась, выдавил:

– Подожди… Нам надо сказать тебе кое-что важное.

Мантос встал и отвел их в уголок.

– Что?

– Ну… – Мердер все мялся.

– Что “ну”? Давай, говори!

Певучий голос с сильным восточным акцентом произнес у них за спиной:

– А вам двоим кто позволил войти в храм?

В кухне воцарилась могильная тишина. Даже вытяжки и блендеры, казалось, попритихли. Воробьи за окнами и те умолкли.

Звери обернулись и обнаружили перед собой монаха, окутанного поднимающимися от кастрюль парами. Только черная ряса его была из шелка, расшитого серебряными райскими птицами. Он держал руки сплетя пальцы под широкими рукавами одежды, из-под которой торчали босые ноги. Из-под капюшона виднелась острая белая бородка, квадратные скулы и орлиный нос. А над ним – сверлящий взгляд пары глаз, серых и ледяных, как зимний день на Каспийском море.

Предводитель Зверей Абаддона сразу понял, что это и есть сам Золтан Патрович, эксцентричный болгарский шеф-повар.

Саверио не видел великого Распутина, проклятого монаха, своими интригами и колдовством обрекшего на гибель царя и всю его семью. Но подумал, что тот, кто стоял сейчас перед ними, вполне мог бы быть его реинкарнацией.

Повара и их помощники за его спиной стояли, молча опустив глаза.

– Нет… Дело в том… Вообще-то… – Изо рта Саверио вылетали бессвязные слова.

Он хотел взять вину на себя, но язык онемел, как от инъекции лидокаина. И он не мог оторвать взгляда от глаз шеф-повара. Двух черных колодцев. Таких глубоких. Ему показалось, что они всасывают его внутрь.

Золтан положил ладонь ему на лоб.

Предводитель Зверей почувствовал, как благодарный поток тепла идет от подушечек пальцев маэстро ему в голову, и вдруг вспомнил о яичнице с макаронами, которую делала ему тетя Имма, когда он в детстве ездил летом в Гаэту.

“Он меня гипнотизирует”, – мелькнула мысль, но мгновение спустя он уже думал о том, что такой вкусной яичницы никогда больше не ел. Яичница эта была особенная, потому что тетя готовила ее с остатками вчерашних макарон путтанеска. Пышная и плотная. Слегка поджаристая. А внутри много-много маслин и каперсов. Жаль, что тетя Имма умерла, а то бы он ей сейчас позвонил и упросил еще разок сделать ему эту яичницу. Потом он сказал себе, что по большому счету достаточно извиниться перед Золтаном, и можно будет помчаться домой и самому себе сделать такую вкусную яичницу. Интересно, есть ли яйца в холодильнике?

– Извините меня. Вы совершенно правы. Мы допустили ошибку и теперь сгораем от стыда. Сейчас мне, однако, нужно выяснить, купила ли Серена яйца, – посерьезнев, сказал Мантос.

– На колени, – тихим голосом приказал Патрович.

Все трое, как радиоуправляемые роботы, опустились на колени.

– Падите ниц.

Все трое послушно уткнулись лбами в пол.

Монах встал им на спины.

“Странно, он совсем не тяжелый, – подумал Саверио. – Наверное, он левитирует”.

Шеф молча простоял на их спинах по меньшей мере две минуты.

Прижатый лицом к земле, Саверио не мог видеть, но догадывался, что шеф-повар смотрит на работников. Наконец Золтан произнес:

– Хорошо. Всем все ясно, – и спустился со спин Зверей.

Повара кивнули и, затаив дух, вернулись к работе.

“Он телепат”, – догадался Саверио.

Затем монах обошел кухню, перемещаясь со странной плавностью, как деревянный истукан, словно под рясой у него был скейтборд. Повара с поклоном протягивали ему блюда. Он проводил над ними рукой, как пранотерапевт.

Время от времени он ронял:

– Меньше имбиря. Больше соли. Слишком много кумина. Не хватает розмарина.

А затем исчез так же внезапно, как и появился.

Приветственный фуршет

Фабрицио Чиба вместе с другими приглашенными не избежал долгих проверок, подобных тем, которым подверглись Звери при входе на виллу. Писатель прошел через металлодетектор.

Когда очередь дошла до Сомаини, ей пришлось расстаться с сотовым телефоном.

– Что за балаган? – спросил писатель у сотрудницы службы регистрации.

Девушка объяснила, что Кьятти не хочет, чтобы прием стал публичным событием. Поэтому нельзя ни посылать фото и видео, ни общаться с внешним миром. По этой причине не получили аккредитацию журналисты.

– Не волнуйся, будут фотографы “Сорризи э Канцони” [17]. Кьятти предоставил им эксклюзивные права, – вполголоса поделилась Сомаини, которая была докой в этих делах.

Они вышли с пропускного пункта и оказались перед стоящим на монорельсе вагончиком в форме торпеды. На вагончике было написано: “VILLA ADA ENTERPRISE”.

Писатель и модель устроились на сиденьях из черной кожи. Из динамиков раздавался голос Луи Армстронга, поющего What a Wonderful World. Вместе с ними в вагон вошли Пако Хименес де ла Фронтера с длинными пергидрольными волосами и квадратной челюстью, сводящей с ума женщин. По случаю приема футболист был одет в блестящий смокинг и белую атласную майку. Его спутница, красотка из Монтополи-ди-Сабина со скульптурными формами, Тайя Тестари, с ног до головы была закутана в черную органзу, под которой угадывалось обнаженное тело.