Эмилия Прыткина - Темная сторона Солнца

– Какой подруге? При чем здесь подруга?

– Как это при чем? Это она набросилась на меня с поцелуями, а ваша мать открыла дверь, увидела нас и рассказала всем, что я совращаю свою ученицу. Я не совращал ее, клянусь. Она сама бросилась мне на шею. Сама!

– О господи… – прошептала Анна.

– Господи, господи! Можно ли верить в Господа, который допускает такое? Думаете, легко мне было? Вы знаете, какие нравы были тогда в Армении? Через два часа в школу прибежала вся ее родня и пригрозила зарезать меня, если я не женюсь. А я не хотел жениться на какой-то развязной соплюшке. Я вообще не хотел жениться. Вернее, хотел, но не на ней.

Киракосян встал и принялся расхаживать по классу, бормоча под нос: «У-у-у, все беды от женщин, все от них, у-у-у, коварные дочери Евы!»

Но Анна не слышала его. Она сидела за партой, обхватив голову руками и беззвучно смеялась.

– Почему вы смеетесь? Что здесь смешного?

– Простите меня. Я пришла узнать одну тайну, а узнала другую.

– Какую тайну? У меня нет никаких тайн. Если уж на то пошло, то я знаю, почему ваша мать так поступила. В этом есть и моя вина. Я позволил ей думать, что она меня интересует, понимаете?

– Нет, не понимаю.

– Ну конечно. Вам сложно понять, что ваша мать могла симпатизировать такому… Такому человеку, как я. Но это правда. Чистая правда. Она даже послала мне любовную записку, а когда я сказал, что отношусь к ней как к хорошей ученице, но не более того, она обозлилась и решила очернить меня. Наверняка они вместе с этой Астхик все придумали.

– И что было дальше?

– Да ничего. Я обручился с Астхик и даже чуть было не женился. Что бы вы не думали обо мне, я не такой уж подонок.

– Так вы женаты на подруге моей матери?

– Нет. Не женат. Через три месяца родители нашли ей другого жениха. Более обеспеченного. Она уехала в Ростов или в Казань, уж не помню. Даже школу не закончила. А мне пришлось менять место работы. И все из-за какой-то легкомысленной девицы.

– А моя мать? Вы продолжали с ней общаться?

– Да. Спустя год мы помирились. Я работал в другой школе и параллельно давал частные уроки. Она приходила ко мне незадолго до поступления в институт. Помнится, я даже занимался с ней несколько раз. После поступления она принесла бутылку вина и виноград, и мы вместе выпили за ее счастливое будущее. В какой-то момент мне захотелось вспомнить былое, поговорить о ее чувствах, но она так резко оборвала меня, что я понял – ее сердце уже принадлежит кому-то другому.

– Она не назвала его имя?

– Нет. К сожалению.

– Какой она была?

– Необычной. Нет-нет, не подумайте. Я не имею в виду психическое расстройство, скорее некую странность. С одной стороны, она была гордой и принципиальной, с другой – такой ранимой и трогательной, такой беспомощной и откровенной. Знаете, я ведь тоже любил ее. Кстати, а зачем вам это все знать?

– Да так. Это уже не важно.

– Нет уж, откровенность за откровенность. Вы сказали, что хотели раскрыть какую-то тайну. Что за тайна?

– Я ищу отца. Своего родного отца. Вам что-нибудь известно о нем?

– Ох! – Киракосян задумчиво посмотрел на свои руки, достал из кармана замусоленный носовой платок и стал тщательно вытирать испачканные мелом подушечки пальцев.

– Если вам известно хоть что-то – скажите. Для меня сейчас важна любая информация.

– Был громкий скандал. Очень громкий. Вы в курсе, что ваш приемный отец тоже искал его?

– Нет, он мне никогда об этом не говорил.

– Понятно. Он приходил ко мне. Сказал, что заплатит большие деньги, если я помогу найти этого негодяя. Он почему-то решил, что у нас с Карине были доверительные отношения. Но что я мог? Я был всего лишь школьным учителем, которому нравилась его ученица. Я не знаю, поможет вам это или нет, но как-то раз я видел ее с одним парнем. Я ехал на маршрутке и увидел их возле университета. Они о чем-то спорили. Он схватил ее за руку, а Карине влепила ему пощечину.

– Вы можете его описать?

– Нет, вряд ли. Столько лет прошло. К тому же я был в маршрутке. Помню еще одну деталь, но не знаю, имеет ли это отношение к делу. Уже будучи студенткой, она пришла ко мне и спросила, не могу ли я позаниматься с парнем, который хочет поступить в институт народного хозяйства.

– Она назвала его имя?

– Нет. Я еще сострил, уж не тот ли это человек, который похитил ее сердце? Но она отмахнулась и сказала, что это просто хороший друг. Я согласился и назначил цену. А потом она вместе с курсом уехала на Севан, а когда вернулась, сказала, что парень передумал. После этого она перестала ходить ко мне. Спустя семь месяцев я встретил ее на рынке. Она была на седьмом или восьмом месяце беременности.

– Погодите. Вы можете вспомнить, когда она отдыхала на Севане?

– В конце сентября или начале октября. Точно не помню, но это было осенью.

– Мы с сестрой родились в начале лета. Она резко изменила свое отношение к однокурснику Пароняну после поездки на Севан. Значит, она забеременела там. На Севане. Но кто был моим отцом, кто?

– Я не знаю. Ух, если бы я знал, я бы удушил его собственными руками. Такую красавицу погубил, такую… – Арташес Киракосян не выдержал и вытер слезы.

– Не плачьте, не плачьте, – Анна погладила его по спине.

– Ах, оставьте меня!

– Как скажете. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за то, что уделили мне время.

Возле двери он окликнул ее:

– Арев, я хожу на ее могилу.

– Теперь там две могилы. Несколько дней назад умерла моя сестра.

– Соболезную. Я буду ходить к ним. Можете не сомневаться.

– Спасибо.

Она вышла из школы и махнула рукой Сергею, сидевшему на бордюре возле дороги.

– Ну как?

– Он не мой отец. Остался только один кандидат, – Анна закусила губу, почувствовав, как что-то мучительно тяжелое сжало ей сердце, мешая дышать.

Ей вдруг стало безумно жалко себя, сестру, мать, бабушку Вардитер, своих приемных родителей, которые сейчас наверняка сидят в Москве и переживают за нее. Ей стало жалко Сергея, вынужденного помогать ей в глупых, никому не нужных поисках. Она вдруг вспомнила лицо своего мужа, когда она застала его в объятиях его «недоразумения». Беспомощно-испуганный взгляд и робкое: «Я могу все объяснить, Анна!»

Вспомнила, как плакала свекровь, умоляя ее остаться. Почему-то припомнились трехлетний Гор, который упал и расшиб коленку, Гоар, которая купила два петушка на палочке – для нее и Лусо. Воспоминания разных лет всецело овладели ее сознанием, подобно демонам, и вырывались наружу десятками голосов, лиц и событий. Она вцепилась руками в плечи Сергея и разрыдалась.

– Анна, тебе плохо?

– Мне больно. Мне очень больно!

– Ну же, ну, успокойся, Анна.

– Я не могу, не могу.

– Тогда поплачь. Просто поплачь.

Он гладил ее по волосам, приговаривая: «Все будет хорошо, все наладится», а она рыдала навзрыд, пока не выплакала все, что накопилось за долгие годы.