Лия Киргетова - L

— Да не может здесь быть перебора, просто, пойми же: два человека — два индивидуальных пространства. И одно общее — их.

— Но я хочу с тобой иметь наши традиции, наши привычки, наши песни, наши фильмы. — Женька подошла совсем близко и обняла меня, рассказывая почти на ухо гипнотизирующим полушепотом. — Тебе могло показаться, и в этом, думаю, только моя вина, что эти мои условия слишком фундаментальны, что я не готова с ними проститься, но это не так. Я хочу нашего. Всего нашего. Детка, я готова измениться сама, я готова изменить свою жизнь в пользу нашего. И я уже начала делать это. Я хочу быть с тобой. Жить с тобой в нашем доме, приглашать в гости наших друзей, отмечать наши праздники, ездить куда-то на нашей машине по нашим общим делам. Но это абсолютно не значит, что у тебя или меня не может быть каких-то своих дел. Они есть и будут. И с моей стороны уже нет какого-то параноидального желания контролировать тебя. Так будет и дальше. Просто именно наше, абсолютно всё наше, будет для меня всегда априори, всегда важнее. Мне кажется, что так — правильно. Да?

Конечно же, я вернулась.

На следующий день впервые за все время нашей совместной жизни я залезла в ее мобильный телефон. Не знаю, что меня подтолкнуло. Наверное, мысль о том, что Женька проделывала подобные штуки регулярно.

В ее телефоне спокойненько сидела вчерашняя смс-переписка, возникшая в пространстве и времени как раз в тот момент, когда я воодружала на полку в гардеробе вернувшиеся вместе со мной любимые голубые потертые джинсы.

«Мы уже несколько недель переписываемся, может быть пора встретиться? Я по тебе соскучилась. Мне тебя очень не хватает.»

«Я не против, давай завтра вечером. Заеду после работы».

Первое сообщение было от Кати. Второе — Женькин ответ. Джинсы недолго пролежали на полке, не прошло и одного дня.

Звонок в дверь. Я знаю, что это она. Замираю в кресле, нащупываю рукой мобильный телефон и отключаю звук — вдруг она позвонит и услышит мелодию. Только Женька может вот так: приехать без предупреждения, без звонка, застать врасплох, вломиться в мое пространство, распахнув дверь с пинка. Один звонок, второй, длинный. Дверь сразу же кажется тонкой, картонной. Я не понимаю, почему я прячусь, по-детски нелепо, даже смешно. Я улыбаюсь, почему-то стараясь дышать как можно спокойней. Она чувствует, что я внутри квартиры. Еще звонок. Незащищенность. Почему я должна защищать себя от нее, от самого близкого мне человека? Я не хочу открывать! Я знаю наизусть все, что она мне скажет, я знаю, что она будет делать, я знаю, что мне ничего не доказать ей, что все мои доводы обречены натолкнуться на ее возражения, обвинения, на ее руки, в конце концов… Мы проходили это не раз. Мы давали себе «последние шансы». И каждый раз все происходило по одной и той же схеме: я возвращалась, мы, как отвыкшие от земли моряки, как астронавты, соскучившиеся по нормальной атмосфере после года, проведенного в скафандрах, мы несколько дней ели друг друга, пили друг друга и друг другом дышали. Три-четыре дня. Потом…

Конечно, не все повторялось заново, мы учились делать выводы, мы давали себе обещания учитывать старые ошибки…

Еще звонок. Прошло минуты три, я уже подумала, что Женька ушла. Параллельно она звонит по телефону, но мой лишенный права голоса мобильник подмигивает мне, как сообщник. Уже крайне глупо открывать ей дверь, поэтому я все также неподвижно, забравшись с ногами в мягкое кресло, рассматриваю занавески на окнах. Несмотря на то, что это — съемная квартира, очередное временное обиталище, я за неделю превратила ее в уютную берложку, вылепив, как это и раньше делала, шпатлевкой стены на кухне поверх облупившейся масляной краски, выкинув всю старую мебель, вот эти занавески из темно-бежевой холстины, купленные за смешную цену в полуподвальном, почти как в советские времена, магазине с выцветшей старой вывеской «Ткани», в сочетании с тонкой мятой выбеленной хлопковой полупрозрачной тканью посередине окна, совершенно преобразили комнату. Это — протест. Я не просто уехала, не так как делала это раньше, даже не вынимая вещи из наспех сложенной огромной сумки, потому что понимала, что, вполне возможно, пройдет несколько дней и они вернутся на полки Женькиной квартиры. Теперь — нет. Я не хочу обратно.

— Открой мне, — негромкий Женькин голос разговаривал с дверным полотном. — Открой, я очень тебя прошу. Я знаю, что ты — дома. Я слышала твои шаги.

Я перегруппировываюсь в кресле, как будто хочу влиться в него. Смешно! Должно быть, здесь и вправду картонные стены и двери, если мне так внятно слышен ее голос. Мне чудится, что я слышу даже ее дыхание. Очень хочется подойти поближе, посмотреть в глазок, но я гоню прочь ненужное любопытство. Не открою ей.

— Прости меня. Я сделала ошибку. Я сейчас уйду, — за дверью явственно слышен тяжелый вздох. — Я тебе напишу. Прости меня. Я так люблю тебя. Мне никто не нужен, слышишь? Никто другой. Навсегда.

Шаги вниз по ступенькам. Хлопок тяжелой металлической двери подъезда, короткое пиликание сигнализации, машина развернулась под моим окном и медленно покинула маленький дворик старой московской пятиэтажки, пока я через тонкую занавеску, почему-то стоя на цыпочках, наблюдала, как она уезжает.

«Перестань!» — сказала я себе вслух. Занавеска в ответ качнулась и замерла в абсолютной неподвижности. Стало очень тихо.

Два часа спустя я получила письмо:

«Знаешь, ты — мое. Ты для меня самая красивая, самая умная. Нет ничего в тебе, что бы меня коробило или выводило из себя.

Мне кажется, мы просто реально выдохлись в продолжительных боях за, против, назло…

Я люблю в тебе рост и желание идти вперед. Я люблю в тебе умение преподнести себя. Я люблю в тебе умение быть рядом.

Я люблю в тебе сильную и слабую, холодную и нежную, волевую, целеустремленную и легкомысленную женщину. В тебе тысячи женщин. Но все они в тебе очень своевременно приходят на смену друг другу. И это я тоже люблю.

Я люблю, когда ты рядом. Я люблю, когда, где бы мы ни были, ты у меня самая красивая.

Я люблю наш секс. Это самый потрясающий секс в моей жизни.

Я люблю, когда ты будишь меня по утрам. Я люблю, едва проснувшись, тонуть в твоих глазах. Твои глаза — самые потрясающие, самые бездонные.

Я люблю засыпать и чувствовать тебя рядом, дышать твоим запахом, обнимать и целовать тебя.

Я люблю слушать тебя. И очень часто я слышу твои слова и понимаю, что ты абсолютно права. Но какой-то ступор мешает мне согласиться с тобой и сказать, что я полностью разделяю твое мнение.

Я люблю учиться у тебя. Я учусь анализировать. Не поверхностно, но глубже и именно в себя. Я учусь говорить и разговаривать. Я учусь ошибаться и признавать это. Я даже люблю понимать, что ты умнее меня.