Весь свет

Но что стало с раненым каменотесом Мохамедом Фрейжем? С большим трудом ему удается выбраться из-под велосипеда и уползти. Наконец он добирается до оливкового дерева и прячется за его стволам до утра. Из-за боли он почти ничего не видит и не может узнать мертвое тело своего брата Ахмада, лежащее на асфальте, протянутая к нему рука как будто умоляет о помощи.

Ишак медленно тянет груженую двухколесную повозку к «повороту смерти». В ней крестьянин и его восьмилетняя дочь. Крестьянина зовут Исмаил Бадир. Рядом с повозкой идут еще трое, неся на плечах и в руках корзины с овощами. Мохамед Исса, 14 лет; Гази Исса, 20 лет; Мохамед Асси, возраст неизвестен.

Все выглядят веселыми и счастливыми, поют и смеются после дня тяжелой работы.

Внезапно с другого конца дороги появляется «джип» лейтенанта Габриэль Дахана, за рулем Яков Хазкяль. С «джипа» спрыгивают трое солдат, двое вооружены винтовками, третий — автоматом, у лейтенанта Дахана тоже автомат. Он выходит из «джипа», поворачивается к Исмаилу Бадиру и приказывает ему сойти с повозки. Затем он ставит его в один ряд с Гази Иссой и Мохамедом Асси.

И с м а и л Б а д и р: Но что я сделал, лейтенант?

Г а з и И с с а: Наши документы в порядке. Вы можете убедиться сами, что мы не выходим из деревни без пропусков.

М о х а м е д А с с и: И мы не везем оружия. Если хотите, можете нас обыскать.

Лейтенант Дахан делает три шага назад, прикидывает расстояние между ним и тремя арабами, мило им улыбается, делает четвертый шаг, оглушительно хохочет, и все заглушает грохот его автомата.

П е р в ы й т р у п: Я принадлежу Исмаилу Бадиру, арабскому крестьянину из Кафр-Кассима. Как во сне, мне чудится, что я плыву на облаке, и моя душа вот-вот покинет меня. Мне также чудится, что у моего доброго старого ишака выросли крылья и он уносит на своей спине мою маленькую дочь и ее друга Мохамеда в далекое, но безопасное место. Только не плачь, моя малышка, со мной все в порядке. Только вернись домой и скажи матери, что сегодня я домой не приду.

В т о р о й т р у п: Я принадлежу Гази Иссе из Кафр-Кассима. Я хочу тебе сказать, моя любимая, что мы теперь не сможем пожениться, от меня ничего не осталось, не нужно ждать меня. О мама, я не смогу почувствовать, как ты плачешь и целуешь меня в холодный лоб. Меня уже нет, но вы не плачьте...

Т р е т и й т р у п: Я принадлежу Мохамеду Асси из Кафр-Кассима. Моя душа только что меня покинула, но, перед тем как взлететь в рай, она должна выполнить свой последний долг на земле. Она должна полететь в Западную Германию и положить терновый венец на могилу Гитлера, раз он, а не сам Герцль больше подходит для роли духовного отца государства Израиль.

В деревню возвращается стадо овец. С ним идут пастух Уфман Исса (30 лет) и его двенадцатилетний сын Фатхи.

Мы уверены, что Уфман никогда не слышал диалога между Громом и Флейтой в третьей части фантастической симфонии Берлиоза. Но если бы композитор ожил и услышал нежные звуки флейты Уфмана в сочетании со звуком маленьких медных колокольчиков овец и с тысячами других звуков природы в этот особенный час сумерек, обволакивающих палестинскую равнину, он бы, возможно, принял эту музыку за свою. Она была преображена свирелью палестинского пастуха и стала чем-то еще более нежней и таинственней.

В этом диалоге между Громом и Флейтой Гром прятался в трех армейских касках со звездой Давида и в стволах двух израильских винтовок и автомата, так как право и долг этих военнослужащих израильской «оборонительной» армии заключались в том, чтобы открывать огонь по любому называющему себя арабом, а когда не оставалось арабов, по которым нужно было стрелять, их священный долг был в том, чтобы продолжать убивать любого, кто «не выказывал должного уважения их Израилю».

Обнаружив, что пастух и его сын все еще живы, солдаты стреляют в упор — оба мгновенно падают замертво, теперь солдатам нечем развлечься, кроме как начать стрелять по овцам, которые начинают разбегаться.

Старый грузовик приближается к «повороту смерти» с запада. Рядом с водителем сидит фермер Омар Одех, 57 лет, и его сын. И еще напарник фермера Махмуд Райан и двое арабских рабочих, которые попросили их подвезти.

Омар Одех, который любит сам продавать продукты своей фермы, возвращается домой из еврейского поселения Петах Тикова, где он продал часть урожая.

Грузовик приближается к повороту, и звук выстрелов, которые только что лишили жизни пастуха и его сына, отлично слышен. Тяжелое молчание воцаряется среди пассажиров грузовика. Одех говорит водителю:

— Слушай внимательно... мы все погибнем, если не придумаем, что делать, сразу.

В о д и т е л ь: Но что мы можем сделать?

Ф е р м е р: Сбавь скорость, пусть думают, что ты собираешься остановиться, а когда солдат будет совсем рядом, давай ходу.

В о д и т е л ь: Все ясно.

Израильский солдат приближается все ближе и ближе к грузовику, его винтовка направлена не на кого-то одного из пассажиров, а на весь грузовик, как будто он хочет уничтожить его и всех в нем сидящих одной пулей — грузовик тоже принадлежит арабскому меньшинству Израиля, от которого, как советует доктор Хаим Вейцман, нужно избавиться, чтобы достичь «идеала чистого еврейского государства», эту задачу может наиболее идеально выполнить израильская «оборонительная» армия.

Для сведения читателя. Когда все это началось накануне Бальфурской декларации в 1917 году, именно евреи составляли меньшинство, три процента всего населения Палестины, остальные девяносто семь процентов приходились на арабов. Положение изменилось: бывшие три процента теперь составляют три миллиона, а бывшие девяносто семь процентов превратились в какие-то триста тысяч, несмотря на известный высокий уровень рождаемости у арабов.

Но вернемся к нашей истории: водителю удается осуществить план, и грузовик на полной скорости уносится в направлении деревни. Один араб, Махмуд Райан, убит. Все остальные спасены.

Повозка приближается к засаде, возвращаясь в Кафр-Кассим, а в это время между капралом и новобранцем израильской «оборонительной» армии происходит следующий диалог, который не особенно отличается от того, что взят из «Матушки Кураж» Брехта.

К а п р а л: Давненько здесь не лилась кровь. Уже конец 1956 года, а последний раз это было в Кибиахе в 1953 году, ты можешь себе это представить? Как может любая армия, называющая себя современной, находиться в таких условиях и поддерживать свой уровень?