Карлос Сафон - Игра ангела

— Вы не должны терять надежду, друг мой, — внушал он. — Мы делаем большие успехи. Поверьте.

Я послушно соглашался и приходил день за днем в санаторий, чтобы повести Кристину на прогулку к озеру, выслушать путаные обрывки ее воспоминаний, которые она повторяла десятки раз, но каждый день открывала их для себя заново. Кристина каждый день спрашивала, где я был, почему не вернулся за ней, почему оставил одну. Каждый день Кристина смотрела на меня из глубины невидимой своей клетки и просила обнять. И каждый день, прощаясь, она спрашивала, люблю ли я ее, и я неизменно отвечал:

— Я всегда буду любить тебя. Вечно.

Однажды ночью меня разбудил громкий стук в дверь гостиничного номера. Было три утра. Плохо соображая, я дотащился до двери и увидел на пороге одну из медсестер санатория.

— Доктор Санхуан просил меня привести вас.

— Что случилось?

Через десять минут я входил в санаторий «Вилла Сан-Антонио». Крики были слышны даже в саду. Кристина заперлась у себя в комнате. Доктор Санхуан, выглядевший как человек, не спавший неделю, с помощью двух санитаров пытался выбить дверь. Было слышно, как Кристина внутри кричит и бьется о стены, опрокидывая мебель и сокрушая все, что попадалось на пути.

— Кто с ней в комнате? — спросил я, похолодев.

— Никого, — отвечал доктор.

— Но она с кем-то разговаривает, — возразил я.

— Она одна.

Прибежал охранник с толстым металлическим ломом.

— Вот все, что есть, — сказал он.

Доктор кивнул. Охранник вогнал лом в щель замка и принялся его ломать.

— Как она ухитрилась закрыться? — спросил я.

— Не знаю.

Впервые я заметил тень страха на лице доктора, избегавшего смотреть мне в глаза. Охранник почти доломал замок своей железкой, как вдруг по ту сторону двери воцарилась тишина.

— Кристина? — позвал доктор.

Ответа не последовало. Дверь наконец подалась и резким толчком распахнулась внутрь. Я устремился вслед за доктором в помещение, погруженное в темноту. Окно стояло нараспашку, и ледяной ветер гулял по комнате. Стулья, столы и кресла были перевернуты и поломаны. Стены покрывали пятна, которые в первый момент я принял за беспорядочные мазки черной краски. Но это была кровь. Кристина исчезла.

Санитары выбежали на балкон, обшаривая глазами сад в поисках следов на снегу. Доктор озирался по сторонам, высматривая Кристину. Неожиданно мы услышали смех. Он доносился из ванной комнаты. Я бросился к двери ванной и открыл ее. Пол россыпью покрывали битые стекла. Кристина сидела, привалившись к чугунной ванне, точно сломанная кукла. Руки и ноги у нее кровоточили, покрытые порезами и ранками, из которых торчали острые края стекол. Ее кровь все еще стекала по трещинам, паутиной затянувшим зеркало, разбитое ударами кулаков. Я обнял Кристину и поймал ее взгляд. Она улыбнулась.

— Я его не пустила, — сказала она.

— Кого?

— Он хотел, чтобы я забылась, но я его не пустила, — повторила она.

Доктор встал на колени рядом со мной и осмотрел порезы и раны на теле Кристины.

— Пожалуйста, — пробормотала она, отстраняясь от меня. — Не сейчас.

Один из санитаров побежал за носилками. Я помог им уложить Кристину и держал за руку, пока ее несли в амбулаторию. Там доктор Санхуан сделал ей укол транквилизатора, почти мгновенно погрузивший ее в бессознательное состояние. Я оставался около Кристины и смотрел в глаза, пока ее взгляд не превратился в пустое зеркало. Тогда медсестра взяла меня за локоть и деликатно выпроводила из кабинета. Я застыл посреди коридора, в темноте, разившей дезинфицирующим средством, с обагренными кровью руками и одеждой. Я прислонился к стене, потом медленно сполз на пол.

На следующий день Кристина очнулась. Она лежала, привязанная кожаными ремнями к кровати, заточенная в комнату без окон, единственным освещением которой была желтоватая лампочка под потолком. Я провел ночь, сидя в углу на стуле и глядя на нее, и полностью потерял представление о том, сколько прошло времени. Кристина открыла глаза внезапно, с болезненной гримасой — давали о себе знать многочисленные порезы и раны, покрывавшие ее руки.

— Давид? — позвала она.

— Я здесь, — откликнулся я.

Я приблизился к кровати и склонился над Кристиной, чтобы она увидела мое лицо и безжизненную улыбку, которую мне удалось выдавить.

— Я не могу пошевельнуться.

— Ты привязана ремнями. Для твоего же блага. Как только придет доктор, он тебя развяжет.

— Развяжи меня сам.

— Не могу. Только доктор имеет право…

— Пожалуйста, — взмолилась она.

— Кристина, лучше, если…

— Пожалуйста.

В ее глазах отражались боль и страх, но, главное, в них светилось ясное, незамутненное сознание, чего я не видел ни разу за все то время, что посещал ее в санатории. Она вновь стала собой. Я развязал два верхних ремня, оплетавших ее плечи и пояс. И ласково погладил ее по щеке. Кристина дрожала.

— Тебе холодно?

Она качнула головой.

— Может, позвать доктора?

Она снова отрицательно покачала головой.

— Давид, посмотри на меня.

Я присел на край кровати и заглянул ей в глаза.

— Ты должен уничтожить ее, — сказала она.

— О чем ты?

— Ты должен уничтожить ее.

— Что?

— Книгу.

— Кристина, будет лучше, если я позову доктора…

— Нет. Послушай меня. — Она с силой стиснула мою руку. — Помнишь то утро, когда ты ушел за билетами? Я снова поднялась в кабинет и открыла кофр.

Я тяжело вздохнул.

— Я нашла рукопись и начала ее читать.

— Это всего лишь сказка, Кристина…

— Не лги мне. Я читала ее, Давид. По крайней мере прочитала достаточно, чтобы понять, что ее необходимо уничтожить…

— Не переживай из-за этого теперь. Я же сказал, что отказался от работы над рукописью.

— Но он не отказался от тебя. Я пыталась сжечь ее…

Услышав последние слова, я на миг выпустил ее руку, подавляя холодную ярость. Я вспомнил, что нашел на полу в кабинете горелые спички.

— Ты собиралась ее сжечь?

— Но не сумела, — пробормотала она. — В доме кто-то был.

— В доме не было никого, Кристина. Никого.

— Как только я зажгла спичку и поднесла пламя к рукописи, я почувствовала, что он стоит за спиной. Меня ударили по затылку, и я упала.

— Кто ударил тебя?

— Вокруг все потемнело, словно дневной свет ушел куда-то и не мог найти пути назад. Я повернулась, но было очень темно. Я увидела только его глаза. Глаза как у волка.

— Кристина…

— Он вырвал у меня рукопись и снова положил ее в кофр.

— Кристина, тебе нехорошо. Разреши, я позову доктора и…

— Ты меня не слушаешь.

Я улыбнулся ей и поцеловал в лоб.

— Конечно, слушаю. Но в доме больше никого не было…

Она закрыла глаза и наклонила голову, издав стон, словно мои слова как кинжалы пронзили ей внутренности.