Барбара Вайн - Черный мотылек

Она была хорошенькой девушкой. Именно хорошенькой, не красавицей. Кошачье лицо с мелкими чертами, серо-голубые глаза, светлые волосы — коротко постриженные, с перманентом. Хорошая фигура и, по словам матери, недурной бюст. Отец платил ей щедро — до смешного щедро, как она поняла спустя годы, — и благодаря регулярным походам по магазинам недостатка в нарядах она не испытывала. Ничего супермодного, дерзкого, из ряда вон выходящего — юбки в складку пастельных, розовых и желтых оттенков с водолазками в тон, несколько твидовых костюмов, приталенные вечерние платья с длинной юбкой для отпуска на острове Уайт и невероятное количество обуви. У нее никогда не было парня.

Несколько раз ее приглашали на свидания. Мужчина, с которым она познакомилась на танцах в Вентноре. На следующий день он сводил ее в кино, однако по возвращении домой она не стала переписываться с ним. Хелен пригласила одного из коллег Питера к обеду специально, чтобы познакомить его с сестрой, и тому она явно приглянулась. Они опять-таки сходили в кино, потом покатались в его машине, но Урсула рассердилась, когда кавалер попытался ее поцеловать, и в следующий раз попросила маму ответить за нее по телефону и сказать, что она уехала. У нее почти не было знакомых мужчин, а те, что имелись, не дотягивали до ее тайного романтического идеала.

В школе, готовясь к промежуточным экзаменам по английской литературе, Урсула прочла «Шерли» Шарлотты Бронте и надолго разлюбила викторианские романы. «Джейн Эйр» она прочла только потому, что книга оказалась под рукой, а она слегла с простудой, и больше читать было нечего. До тех пор ее героиней, женщиной, на которую она хотела походить, с чьим мужем хотела обвенчаться, являлась рассказчица в «Ребекке» Дафны Дюморье. Но отныне Урсула предпочла ей «Джейн Эйр». Едва закончив книгу, она поняла, что будет искать собственного мистера Рочестера.

За два дня до того, как Колин Райтсон должен был приехать и выступить с лекцией, его жена позвонила Бетти Вик и сообщила, что он сломал лодыжку. Стоял исключительно холодный январь, Колин поскользнулся на обледеневшей дорожке в саду, когда шел подсыпать орехов в кормушку для птиц. Миссис Райтсон принялась подробно объяснять, что обычно ее муж этого не делает, птиц кормит она, но именно в этот раз, бог знает почему, он взял пакетик с орехами, вышел в сад, поскользнулся и сломал кость в двух местах.

Годы спустя, оглядываясь на прожитую жизнь, Урсула часто размышляла над загадкой обледеневшей тропинки в саду и желанием покормить птиц, внезапно возникшим у человека, который обычно птиц не кормил. Что, если бы он поразмыслил и решил дождаться возвращения жены, занялся чем-нибудь другим и забыл про кормушку? Предположим, как раз в тот момент, когда он выходил, зазвонил бы телефон. Или Колин шагал бы осторожнее, обходя снег и лед, ступал бы по траве. Вся ее жизнь сложилась бы иначе. Вся жизнь Урсулы определялась тем, что незнакомый ей человек вышел в сад и поскользнулся на льду. Если бы он не поскользнулся, она бы вышла замуж совсем за другого человека, жила бы в другом месте, родила бы других детей. Может, даже была бы счастлива. Страшно подумать.

Миссис Райтсон — тогда Урсула еще не знала, что ее зовут Салли, — рассыпалась в извинениях. Она искренне сожалела, Колин чувствовал себя виноватым перед членами Ассоциации читателей, он вовсе не хотел их подвести, и попросил своего друга, тоже писателя, заменить его. Джеральд Кэндлесс — несомненно, миссис Вик знакома с его книгами не хуже, чем с работами самого Колина. Нет, миссис Вик не была с ними знакома. Но, оглянувшись на дочь, которая усердно кивала головой, сказала: «Да, конечно, замечательно, огромное спасибо, и будем надеяться, мистер Райтсон скоро поправится».

— Ты что-нибудь читала из его книг? — спросила Бетти Вик, положив трубку. — Я — точно нет. Разве что слышала о нем.

Урсула не понимала, что заставило ее кивнуть, с какой стати она этим кивком побудила мать согласиться на замену.

— Я читала «Центр притяжения», — сказала она.

Книга ее шокировала, но в этом Урсула признаваться не стала. Она чувствовала себя неловко, осталась неудовлетворенной. Не в сексе дело, хотя отчасти, конечно, в нем, поскольку автор, по-видимому, полагал, будто люди имеют право заниматься любовью с кем хотят, хоть всю ночь напролет не ложиться спать и вести удивительную, полную приключений жизнь. Молодые моряки у него терзались животными страстями, а семейный очаг превращался в источник страданий. Несколько раз во время чтения Урсуле приходилось напоминать себе, что настоящая жизнь не такова, настоящая жизнь — та, которой живет она. Настоящие люди не делают сексуальных намеков, не ругаются, не рассуждают о страсти и смерти. И все же роман смутил ее, поэтому больше книги Джеральда Кэндлесса она из библиотеки не брала.

А теперь пришлось. Урсула взяла две книги (всего нашлось три) и допоздна засиделась над ними. Они произвели то же впечатление, что и «Центр притяжения» — смутили, оставили неудовлетворенной, однако к этим чувствам примешивалось что-то новое. Неужели она неверно строит свою жизнь, неужели растрачивает зря? Неужели этот вымысел — правда? Он был пугающе реалистичен, более убедителен, чем триллеры и дамские романы. Книги Кэндлесса словно открывали перед ней дверь, и она могла заглянуть внутрь, в мир, где реальные люди живут реальной жизнью. Как ему удается так действовать на читателя?

Родители Урсулы и еще один член Ассоциации читателей собирались по окончании мероприятия пригласить Колина Райтсона на ужин. Присмотрели небольшой французский ресторанчик, Герберт и Бетти Вик заглянули туда заранее, оценили кухню. Теперь ужинать в «Лекю Руж» предстояло Джеральду Кэндлессу. Урсула тщательно обдумала свой наряд. Платье из тафты, пожалуй, чересчур, в твидовом костюме она будет выглядеть так, словно собралась в путешествие. Наконец Урсула остановилась на бледно-голубой плиссированной юбке и джемпере, под который надела голубую в белую полоску шелковую блузу. Модницы в ту пору красились беспощадно, однако Урсула не накладывала так много косметики, как другие девушки, потому что отец подшучивал над ней, спрашивал, не лазила ли она в банку с вареньем и не целовалась ли с пожарной машиной.

На обороте суперобложки оказалась фотография Джеральда Кэндлесса, лицо вполоборота, частично затененное, темные кудри спадают на лоб. Урсуле он показался высокомерным, умным, самоуверенным, пугающим, к тому же ему не мешало бы побриться. Она представления не имела, о чем говорить с человеком, который так выглядит, тем более — с автором этих книг. Она будет чувствовать себя круглой дурой, думала Урсула. Нужно пореже открывать рот, возможно, он не обратит на нее внимания.