Барбара Вайн - Черный мотылек

Сад зарос цветами, которые, сменяя друг друга, цвели в течение полугода: гортензия, цмин, гвоздичник. Тогда эти названия ничего не говорили ей. Издали сад казался свежим, вблизи — несколько запущенным. Лужайка пожелтела под лучами солнца, но синева моря ни с чем не сравнится, и воздух настолько прозрачен, что на острове Ланди видны отдельные деревья и трещины на скалах.

За спиной продавцов Джеральд сказал негромко:

— Здесь я мог бы работать.

Он выбрал помещение на первом этаже, продолжение основного здания, что-то вроде небольшого флигеля. Вдоль двух стен кабинета уже стояли книжные полки. Урсула догадывалась: Джеральд прикидывает, как разместить дополнительные стеллажи. Подхватив Хоуп на руки, он носил ее вверх и вниз по лестнице и нашептывал на ухо, где будет ее комната, где — Сары.

Обида на то, что Джеральд решил все сам и выбрал место, не посоветовавшись с ней, начала рассеиваться. Дом словно разгонял черные мысли. И потом, она уже привыкла так мало требовать от мужа, что почувствовала себя польщенной, когда ее мнения спросили. Еще больше она удивилась тем вечером в гостинице Барнстепла, где они остановились на ночь.

— Не купить ли нам этот дом? — спросил Джеральд.

— Давай! — радостно откликнулась она. — Он мне так понравился!

— И мои девочки смогут купаться каждый день, — добавил он.

Через три недели Урсуле показалось, что она беременна. Что она ощутила — страх? надежду? И то, и другое. Еще один ребенок, которого муж отнимет у нее? Ребенок, за которого она станет бороться, который будет принадлежать ей? Впрочем, выяснилось, что она не беременна, так что эта проблема отпала. Отпала навсегда: Джеральд ясно дал это понять, запершись в своей спальне, так что Сара, явившись поутру к отцу, дергала за ручку и звала: «Папочка, пусти!»

В декабре, после четвертого дня рождения Сары, они перебрались в новый дом, продав старый в Хэмпстеде. Шел дождь, серо-стальное море пронзали миллионы блестящих булавок. Двенадцать больших картонных коробок были набиты книгами, и Джеральд тут же принялся их распаковывать. К утру сгустился туман, и все — дом, сад, дюны — оказалось плотно им укутано, море исчезло. Джеральд пришел в ярость. Заявил, что не купил бы дом, если б знал про эти туманы.

Урсула не понимала, что с ним творится. Подумаешь — нависли облака, белая кисея оставляет капли влаги на листьях и на окнах. Она успела познакомиться с соседкой, и та сказала, что туман над морем обычно держится не более суток Урсула передала ее слова Джеральду, но тот, ничего не отвечая, укрылся в кабинете, опустил занавески и включил свет.

Урсула возилась в соседней комнате, в той самой, где потом будет спать Полин, стелила постель для гостя: Джеральд пригласил на выходные предшественника Роберта Постля, Фредерика Киприана из «Карлион Брент», который «открыл» Джеральда — первым прочел «Центр притяжения». По ее мнению, с приглашением можно было бы подождать недельку-другую, но Джеральд всегда поступал по-своему — к этому Урсула уже привыкла.

Он вошел в гостевую комнату, держа за руки дочерей, и заявил:

— Мне нужны в комнате плотные шторы. Плотные темные шторы. Можно это устроить?

Таким Сара его себе и представляла, и это сбивало с толку. Ведь мы редко угадываем внешность человека. Жизнь полна неожиданностей и противоречий. Джейсон виделся ей долговязым парнем с круглым прыщавым лицом, в очках и с длинными немытыми волосами. А потому, подъезжая к Ипсвичу, Сара уверила себя, что ее встретит приземистый крепкий человек с гладким лицом и короткой стрижкой. Однако первоначальный портрет до такой степени совпал с оригиналом, что Сара чуть не расхохоталась.

Единственная ошибка — Джейсон оказался существенно старше. Почти ее ровесник, черты лица окончательно определились, прыщи исчезли, оставив шрамы и рытвины. Глаза голодные — может быть, он и в самом деле недоедает.

Он снимал комнату в пригороде, на противоположном от бабушки краю Ипсвича. Здание викторианской эпохи, типичный городской особняк Саффолка из белого кирпича. Фасад не украшен эркерами, но дом четырехэтажный, и Джейсону досталась комната на самом верху, в дальнем конце коридора. Обычное студенческое жилье, грязное, повсюду бумаги и книги, одежда, немытые стаканы и чашки, постель не застелена, на стенах — календарь и женский портрет Модильяни, за окном — крыши домов, захламленные дворы и помойки.

Джейсон предложил Саре кофе, она согласилась, чтобы не обидеть хозяина, но ее так и передернуло, когда он извлек кружку из-под кровати и наскоро сполоснул холодной водой. Печенье он почему-то хранил в стеклянной банке, краешки галет потрескались, словно ободки старых тарелок, и Сара поспешно покачала головой, отказываясь от угощения. Удивленно покосившись на нее, Джейсон сам налег на печенье. Она лишь потом поняла, что он хранил этот деликатес специально для нее.

— Так, — заговорил он, — кое-что я для вас нащупал.

— Доктора Наттола?

— У него было два сына, — сказал Джейсон. — Доктор, конечно, давно умер, и один из сыновей тоже. Насколько я понимаю, естественная смерть: ему было восемьдесят. Второй, Кеннет, родился в феврале 1921-го.

— Сплошные Кены, — вздохнула она.

— Вот именно. Модное имечко в те времена. Теперь Кеном зовут разве что китайского повара. В общем, где бы этот Кен сейчас ни был, для вашего отца он несколько староват. В 1951-м, когда ваш отец поменял фамилию, Кену было тридцать лет, а не двадцать пять. Как по-вашему, он взял бы имя человека на пять лет младше его?

— Скорее уж так, чем на пять лет старше, — возразила Сара. — Почему бы не сделаться моложе? Люди всегда к этому стремились.

— В самом деле? — с сомнением переспросил Джейсон Тэйг. — Когда ваш отец умер, ему разве могло быть семьдесят шесть лет?

— Не знаю. Возможно. Все люди разные, и старятся они по-разному. Как знать? Он говорил, сколько ему лет, и я этому верила. — Она все принимала на веру, как любой человек на ее месте. — Можно разыскать очередного Кеннета?

— Не знаю. Нам ведь нужен человек, которого мы не сможем найти, так? Попытаться можно. Его отец умер в Ипсвиче, и брат тоже. Я начну с телефонного справочника. И вот еще о чем я хотел вас спросить…

Сара мрачно глянула на него. Приезд в Ипсвич и разговор с Джейсоном каким-то образом привели ее к выводу, что всю затею пора бросать. Чувство поражения было иррациональным, нелогичным, но Сара вдруг осознала, что расследование ни к чему не приведет. Слишком много допусков, вся постройка держится на гипотезе, будто человек, ставший Джеральдом Кэндлессом, был знаком с покойным Джеральдом или, по крайней мере, слышал о его смерти.