Барбара Вайн - Черный мотылек

Ничего более жестокого Урсула в жизни своей не слышала. Это потрясло ее так, что дыхание перехватило, и она замолчала. В ту ночь она горько плакала. На следующий день, в воскресенье, в газетах появились первые отклики на «Мольбы» — книгу приняли гораздо лучше, чем все его прежние работы. Критики заговорили о человечности Джеральда, о его сострадательности, о способности воспроизвести на страницах книги ту магию, которая соединяет мужчину и женщину.

Он поехал в Гонтон и скупил все газеты. Ничто не радовало его больше, чем положительные отзывы, и никогда еще его так не хвалили. Он передавал газеты Урсуле через стол. Не успевала она просмотреть одну рецензию, как он зачитывал ей вслух другую, смеясь от счастья, один раз даже по-детски захлопал в ладоши. По-видимому, напрочь забыл вчерашний разговор или не придавал ему значения.

А теперь она должна стать его душеприказчицей, способствовать распродаже последней книги. Шагая по Рассел-сквер к метро, Урсула перебирала в уме все мероприятия, о которых с энтузиазмом поведала эта женщина, Элен Киркман: выступить на радио, в «Калейдоскопе», поговорить о творчестве Джеральда, потом еще телепрограмма «Книжный червь», интервью в «Гардиан» и «Таймс». Она призналась Элен и Роберту Постлю, что последний раз читала (или хотя бы держала в руках книгу Джеральда) двенадцать лет назад.

А теперь еще и это — Джеральд оказался не тем, за кого себя выдавал. Совершенно очевидно, что Роберт и Элен ничего не знают. Им неизвестно, как глубоко задело Урсулу это известие, каким чужим и страшным стал для нее дом. Она сразу же решила продать его и переехать. Заставила себя подождать до утра, не действовать под влиянием момента. Но солнце зашло и вновь поднялось, а Урсула все так же твердо намеревалась избавиться от Ланди-Вью-Хауса.

Вернувшись домой, она разберет все бумаги, закончит дело, которое было начала, но отступила в страхе. Наведет порядок, стерильную чистоту, уничтожив все следы Джеральда, и тогда выставит дом на продажу. Вот о чем размышляла Урсула, когда встретилась взглядом с Сэмом Флемингом.

Первая реакция была детской: захотелось спрятаться. Не попадаться ему на глаза или, по крайней мере, сделать вид, будто она его не заметила, проскользнуть мимо, глядя под ноги. Но поздно — он увидел ее и протянул обе руки:

— Урсула!

Щеки заалели.

— Привет!

— Постойте, я угадаю. Вы были в издательстве?

Особой проницательности для этого не требовалось. Зачем еще она приехала бы в Лондон — чтобы посетить Британский музей?

— Я спешу на электричку, — сказала Урсула.

— В котором часу ваш поезд?

Она ответила честно — и тут же пожалела об этом: не могла соврать, перенести отправление на полчаса раньше!

— У вас много времени в запасе, — сказал Сэм. — Мы вполне успеем выпить по чашке чая.

Сидя напротив него в кафе, Урсула подумала, что вполне может высказать свои мысли вслух. Терять ей нечего. В эту минуту, помешивая чай, она вдруг поняла, что терять нечего — все потеряно.

— Зачем вы пригласили меня? — спросила она, прямо глядя Сэму в глаза. — Если бы вам хотелось повидаться, вы бы мне позвонили. Случайная встреча. Вы стараетесь быть вежливым? Нет никакой надобности.

— Я звонил вам, — сказал Сэм. — Звонил дважды. В первый раз мне сказали — я, признаться, не поверил, — что я не туда попал, во второй раз не застал вас, но просил передать мой номер телефона.

— Ясно. — Значит, это было в выходные, когда девочки гостили дома. — Наверное, вы говорили с моей дочерью. Мне ничего не передавали.

— Я хотел объяснить, что хотел поближе познакомиться с вами вовсе не ради книг вашего мужа. Не ради драгоценных первых изданий. Это просто смешно. Я хочу узнать вас потому, что вы мне нравитесь. Вы очень привлекательны. Мы могли бы найти общий язык.

— Спасибо за откровенность, — сказала она.

— Я по-прежнему уверен в этом. Более чем когда-либо. Эта случайная встреча — счастливое совпадение. Мне невероятно повезло.

— Не совсем случайная. — поправила Урсула. — Неподалеку находится ваш магазин, так? Каждый день примерно в это время вы проходите по площади. Однажды и мне пришлось пройти здесь. — На миг она ощутила отголосок того чувства, которое поразило ее — да, поразило как болезнь, тогда, летним вечером в отеле. Голос Сэма, его лицо, столь явное желание понравиться ей… Уже много лет никто за ней не ухаживал. — Мне пора на поезд, — объявила она.

— Я пойду с вами. Провожу вас. Так ведь обычно делается?

Урсула заверила Сэма, что провожать ее не стоит. Всего одна остановка до Кингс-Кросс и пересадка на кольцевую линию. Спасибо, что предупредили, откликнулся Сэм, но вообще-то он знаком со схемой лондонского метро, и это не помешает ему проводить Урсулу.

На перегоне между Кингс-Кросс и Юстон-сквер поезд затормозил и простоял десять минут. Урсула расспрашивала Сэма про Молли, он рассказывал ей о детях, и как раз заговорил о том, что Молли придется подумать о новом браке, когда Урсула сообразила, что опаздывает на поезд. Добраться до Паддингтона вовремя уже не удастся, а следующий поезд слишком поздно, она не успеет сделать пересадку в Барнстепле. Электричка дернулась, тронулась с места, но было уже поздно. Она прикинула, не попроситься ли переночевать к Саре или Хоуп. Одна из них откажет, вторая позволит приехать, но таким мрачным тоном, что ей этого не вынести.

Глаза быстро наполнялись слезами. Сэм с тревогой поглядывал на нее. Все ясно, сказала себе Урсула, нервы сдают. Еще немного — и я окончательно потеряю голову, развалюсь на куски.

— Что случилось? — спросил он.

— Я опоздала на поезд.

— Понятно. Выйдем на следующей остановке.

Это была Бейкер-стрит. На эскалаторе Сэм сказал:

— Забронируем на ночь номер в гостинице, а потом я поведу вас ужинать, и вы поведаете мне свое горе. Догадываюсь, что горюете вы не из-за поезда и даже не из-за смерти супруга.

— Нет, — тихо согласилась она, — нет, не из-за него.

Ей послышалось, будто Сэм сказал, что хотел бы видеть ее счастливой, но на станции было шумно и ей, скорее всего, померещилось.

Джейсон Тэйг разыскал в Котсволде вдову Роберта Наттола, Анну. Ее супруг работал дантистом в Оксфорде, а выйдя на пенсию, поселился с женой в Чиппинг Кэмплен.

— Кстати, насчет дантиста, — сказала Сара. — Ведь был же у Кэндлессов дантист?

— Вряд ли. В тридцатые годы люди не ходили на регулярные осмотры к дантистам. К нему обращались, только чтобы выдернуть зубы, если разболятся. На всякий случай я спрашивал бабушку, и она сказала, что у ее отца к двадцати пяти годам не осталось ни одного зуба.