Барбара Вайн - Черный мотылек

Сара вздрогнула:

— Джейсон, это же «Вестник богов». Вы так и не прочли эту книгу? Там отец умирает от силикоза, а мать одна растит детей. И в другой книге — «Глаз на закате» — то же самое. Их берет на воспитание дядя, брат отца, вдовец, живущий в Лондоне. Сколько детей было у Райанов?

— Джоан видела в тот день троих, но, по ее словам, детей было больше — пятеро или шестеро.

— Джейсон, я тебя обожаю! Честное слово! Ты просто чудо. Высылаю чек. Ты же выяснишь, куда они переехали, что с ними случилось?

Разговор с Джейсоном вновь пробудил в Саре желание взяться за книгу. Она представила себе трогательную историю семьи Райанов, их бедность, безвременную смерть отца. Наверное, придется побольше выяснить о ремесле трубочиста. Глава вторая: краткая история трубочистов вообще. Подобное исследование ей понравится — не копание в архивах в поисках записей рождений и смертей, а нормальная библиотечная работа, старые книги, возвращение к первоисточникам.

Если связать историю семьи с сюжетом «Глаза на закате», это придаст ее мемуарам дополнительное, «художественное» измерение, чего и ждут от нее читатели. В первой главе, в первых же строках она расскажет более оптимистичную версию «Водяных детей», которую они с сестрой слушали на ночь вместо сказки.

— Жил-был трубочист, и было у него два сына…

В десять часов вечера в пятницу Сара отворила дверь Ланди-Вью-Хауса. Урсула вышла навстречу и, с недавних пор приученная к небольшим знакам внимания, протянула ей руку. Сара легко и без сантиментов клюнула мать в щеку.

— Как ты здесь?

Урсула могла бы ответить, что в основном была вовсе не «здесь». Могла бы сказать, что заглядывала в окна двух риэлторских компаний, но внутрь войти пока не решилась. Но трудно преодолеть давнюю отчужденность в отношениях. Сара устроилась в кресле, прихватив с собой стакан виски. На маленьком столе возле «папочкиного кресла» лежала вверх обложкой книга в бумажном переплете — здесь до приезда Сары сидела Урсула.

— Читаешь Титуса Ромни? — спросила Сара.

— Да. Неплохая вещь.

— Ма, ты подумала над тем, что мы с Хоуп рассказывали тебе про папу?

— Насчет того, что он поменял имя?

— Не просто имя. Он поменял свою жизнь. Стал другим человеком.

— Зачем мне думать об этом, Сара? Я ничего не знала. Если он действительно сделал это, то задолго до нашего знакомства.

— Но ведь и ты теперь носишь это имя.

Урсула вздохнула перед тем, как «высказать все»:

— Уже нет. Я вернула девичью фамилию. Теперь я Урсула Вик.

— Почему? — воскликнула Сара.

— Ты сама говоришь, это не мое имя, так что я не обязана его носить. Джеральд выбрал это имя — я от него отказалась. — На самом деле причина в другом, но сойдет и такое объяснение. — Пожалуй, мне тоже не помешает выпить, — добавила она.

— Я тебе налью.

До сих пор ни одна из дочерей не предлагала поухаживать за ней. Сара не забыла даже, что мать пьет только белое вино, и налила ей в бокал охлажденного.

— Ма, имя «Райан» ни о чем тебе не говорит?

— Не думаю. Ирландское имя, довольно распространенное. А что?

— Может, папа его упоминал, или писал каким-нибудь Райанам, или получал от них письма?

— Никогда. Почему вдруг, Сара?

Сара объяснила почему. Урсула изобразила интерес, хотя на самом деле не хотела ничего знать.

— В 1939 году семья переехала в Лондон, — закончила свой рассказ Сара.

— Началась война. Большинство людей пыталось эвакуироваться из Лондона.

— Они не могли. Слишком бедные. Вдову Райана позвал к себе родственник, и она приняла приглашение. Выбора у нее не было. И потом, они попали в Лондон еще до войны. Война ведь началась в сентябре, а они, наверное, переехали летом, после того как умер трубочист — то есть Райан, папочки отец.

— Если он был его отцом.

— Думаю, был. Вспомни книгу и истории, которые он нам рассказывал. Если ты вспомнишь что-то про Райанов, скажи мне, хорошо?

На этот раз встречались не в пабе, а в «Зелени», и время назначили более позднее, девять вечера. По установленным ими неписаным правилам Саре не следовало заговаривать с Адамом Фоли, а потому дальнейшие события застали ее врасплох. Едва приехав в клуб, Сара прямиком отправилась в туалет, а вскоре к ней присоединилась Рози. За это время Сара произвела в своей внешности изменения, на которые никогда прежде не решилась бы: уложила живописно всклоченные волосы гелем, накрасила губы ярко-красной помадой и втянула живот, чтобы черные кожаные брюки лучше смотрелись.

В момент нерешительности она сняла черный бархатный ошейник с золотыми шипами, но тут же надела снова, и как раз в эту минуту в туалет вошла Рози. Оглянувшись через плечо, подруга закрыла дверь и сказала Саре, что очень рада ее видеть, она боялась, что после той ссоры Сара не придет, но волноваться ей не о чем, поскольку сюда Адам Фоли не явится. Он не знает, где они собираются на этот раз, — собственно, потому-то и решили улизнуть в «Зелень», ничего ему не сообщая. Пусть Сара ни о чем не беспокоится и развлекается в свое удовольствие.

Саре пришла в голову дикая мысль помчаться в паб, но она тут же ее отбросила. В последний раз они зашли чересчур далеко, пора одуматься. Но как пережить этот вечер?

В маленьком душном помещении наверху, с тусклым освещением, как в американских барах, где к легкому запаху марихуаны примешивался аромат освежителя воздуха, Тайгер доверительно сообщил Саре, что поведение Адама всех поражает. Это было отвратительно, сказал Александр, а хуже всего то, что Адам отказался извиниться. С видом человека, который принес последние новости, Викки поведала, что, по ее мнению, Адам Фоли — самый большой грубиян на свете.

Так продолжалось некоторое время. Может, стоило выяснить заранее, что от Адама скрыли место сегодняшней встречи, думала Сара. Но ведь и в этом случае она ничего не могла бы изменить. Потом она сообразила, что ей нужно последить за собой и не пить много, ведь ей предстоит возвращаться домой сегодня в полночь, а не завтра утром. При этой мысли ей захотелось упиться в стельку.

Начались танцы, какая-то актриса выступала на сцене с шуточками о трансвеститах — по словам Рози, эта женщина изображала мужчину, который изображает женщину. Отбросив сдержанность, Сара поглощала клубный коктейль с шампанским, и тут по ступенькам поднялся Адам Фоли и подошел вплотную к их столу. Ночь выдалась холодная, он надел длинное, почти до пят, пальто.

К ее крайнему изумлению он произнес:

— Я пришел извиниться.

Повисло молчание — все внимали с безотчетным волнением.