Макс Фрай - Большая телега

И снова принялась тереться и тарахтеть, да так, что я капитулировал. Рано или поздно это должно было случиться.

— Ладно уж. Ты победила. Заберу тебя с собой. Буду покупать тебе ветчину и записывать твои истории на досуге. Но больше, учти, ничего не обещаю. Потому что я не писатель. Мне сумки шить надо. Чтобы у тебя всегда была ветчина — в частности.

Моя роковая страсть только отмахнулась пренебрежительно. Белой лапкой в черном носке.

Вечером я позвонил Нанке.

— Ты тут, можно сказать, уже местная жительница.

— О да. Я — абориген, — подтвердила она. — Собираешься предложить мне стеклянные бусы в обмен на золото моих предков?

— Обойдешься. Нет у меня никаких бус. Мне нужен практический совет.

— Судя по томному голосу, тебе требуется адрес уютного борделя эконом-класса, — заржала она.

— Гораздо хуже. В смысле сложнее. Я хочу понять, как можно вывезти из Испании кошку. Легально, я имею в виду.

— Нашу каталанскую кошку? — изумилась она. — В это ваше серое-грязное-промозглое? Не позволю мучить животное.

— Я собираюсь мучить арагонскую кошку. Не каталанскую. Можно?

— Арагонскую? Ладно, черт с ней. Вывози. Я не знаю как, но завтра узнаю. Примерно представляю, у кого спросить. Но учти, тебе совершенно точно потребуется бабло. И время. Это к гадалке не ходи. Сколько именно — это я скажу тебе завтра.

— Ладно, — бодро сказал я. — Тогда не стану спрашивать у тебя адрес уютного борделя. Буду экономить.

Манана расхохоталась на том конце неизвестно чего — связь-то беспроводная. А потом спросила:

— Как ее зовут?

— Понятия не имею. Хотя есть у меня одно нехорошее подозрение…

— Manuscrito, [23] Рукопись ( исп. ). да? — подсказала Нанка.

— Тогда уж Манускрита, — вздохнул я. — Идиотское имя для кошки. Хуже не придумаешь. Но боюсь, на другое она отзываться не станет.

— Открой мне страшную тайну: зачем ты перекрасилась в блондинку?

— Именно «зачем»? Не «почему»? О, тогда это хороший вопрос. И теперь тебе придется выслушать длинный-длинный ответ. Незавидная участь!

Машка сидит на моем ковре скрестив ноги, в одной руке она держит чашу, наполненную кровавым вишневым компотом, в другой — консервный нож, которым только что собственноручно вскрыла банку. Она сияет, хотя продула мне в нарды, причем пятую партию кряду. И это, как оказалось, моя проблема. Играли на желание, и фантазия моя уже иссякла, не заставлять же человека кукарекать, высунувшись в окно. В общем, ничего не смог придумать, кроме как задать дурацкий вопрос. Тем более, мне действительно интересно — какого черта она так над собой надругалась? Машка от природы рыжая, другие женщины в такой цвет за бешеные деньги перекрашиваются и страдают потом, что не тот оттенок, а она вдруг стала ослепительной химической блондинкой, каких миллионы, чучело неразумное.

— Если бы ты спросил «почему», — говорит Машка, — я бы честно сказала: «Потому что в голову стукнуло». Потом локти кусала, конечно. Но больше не кусаю. Потому что знаю, зачем я это сделала. Совсем недавно узнала. В Испании, собственно.

— Тогда рассказывай по порядку.

— Я и сама хочу рассказать, с тех пор как приехала. Меня прямо на кусочки разрывает!

— Ну и? В смысле, чего молчала-то? Если уж на кусочки.

— Понимаешь, это очень дурацкая история, — вздыхает она. — Мутная, темная и невнятная. Лично я бы такую слушать не стала. И ты бы не стал. И вообще никто.

— Почему? Я как раз люблю дурацкие истории, особенно мутные и невнятные.

— Это хорошо, — кивает Машка. — Тогда знаешь что? Давай сварим кофе. Для солидности. А то с этим компотом как-то все несерьезно выглядит. Как будто детский день рожденья. А я желаю гнать в торжественной обстановке.

— Я тебе говорила, что ездила в Испанию из-за папы? — спрашивает Машка, устраиваясь на высоком барном табурете, поближе к месту действия, в смысле к плите, где священнодействую великий я.

— Не говорила. А каким образом — «из-за папы»? Он же у тебя вроде в Тель-Авиве живет, нет?

— Ну да, там. Не в этом дело. Я не к нему ездила, а именно из-за него . Он болеет в последнее время, ты знаешь. И не в том беда, что болеет, врачи говорят, все поправимо. Плохо, что хандрит. Вдруг возомнил себя древним стариком, у которого все позади. В шестьдесят семь лет. Смешно! Я ему говорю, у тебя сейчас должна начаться жизнь, полная удовольствий. Свободы — вагон, здоровье — подправят, денег, если не хватит, подбросим, самое время мир посмотреть, ну и вообще, для всего хорошего — самое время. А он — нет, дескать, больше никогда, да ни за что, куда уж мне, а вот рааааньше… В общем, я сержусь ужасно. И решила его раззадорить единственным доступным мне способом. Папка, когда насчет «а вот раньше» заводит разговор, обязательно вспоминает, как он ездил в Испанию. У них там была какая-то конференция в Альбасете. Знаешь, где это? Ну, неважно, такой город в провинции Ламанча. И в финале кто-то из устроителей этого безобразия повез их на банкет в кабак своего брата, а кабак у брата не в Альбасете, а в восьмидесяти, что ли, километрах оттуда. В горах. В городке Эльче-де-ла-Сьерра, это такая жопа мира, о которой даже не все местные слышали. И, короче, все поехали организованно, на машинах, а мой красавец с утра бегал по городу, покупал подарки и опоздал, без него уехали. Но ему портье в отеле подсказал, что до Эльчи есть прямой автобус с автовокзала, который в двух шагах, так что папка резво поскакал на этот автобус — гульнуть-то хочется. И успел. И попал. Ох как попал! Это оказался такой специальный автобус, он не по новому скоростному шоссе едет, а по проселочным дорогам. Взбирается на всякую гору, на вершине которой стоит хоть одна хижина, потом спускается и едет дальше. Короче, папка за два евро, или сколько там билет в песетах стоил, огреб полтора часа неописуемого визуального счастья. Десять лет прошло, а все вспоминает. Дескать, эти глаза видели дорогу из Альбасете в Эльче-де-ла-Сьерра, вам не понять.

Машка берет из моих рук чашку с кофе и умиротворенно вздыхает.

— И я подумала, если уж его так вставила эта дорога, надо мне туда съездить, все сфотографировать, привезти, показать. Чтобы его проняло и встряхнуло. Чтобы дошло — вся эта красота мира никуда не девалась, она совсем близко, только встань с дивана, протяни руку, купи билет. И поэтому надо не маяться дурью, а выздоравливать — и вперед. Ну вот, на днях я к нему полечу, и поглядим, что будет. Но я почти уверена, что на него подействует.

— Ты молодец, — улыбаюсь. — Когда мне стукнет шестьдесят семь лет, сделай для меня то же самое, пожалуйста.