Римма Глебова - У Судьбы на Качелях

…Когда животу было уже около семи месяцев (как раз в тот день мама купила голубой крошечный костюмчик и, показав Свете, спрятала его в шкаф), Света стояла на берегу моря, мелкие волны накатывались на босые ступни и охлаждали их, это было так приятно — к вечеру ноги отекали. Мама с папой сидели на большом полотенце поотдаль, Андрюшка возился возле них в песке.

Уже смеркалось, темнота подступала очень быстро. Там, где только что светился над морем край неба, осталась только подсвеченная ушедшим солнцем розовая полоска. Света услышала совсем рядом два голоса. И один она сразу узнала. Она даже не подозревала, что так помнит его голос.

— Ну и что дальше он сказал? — спросил другой голос — высокий, девчоночий.

— Сказал, что возьмет меня. Лея, такая фирма, ты представляешь, и меня туда берут!

— Замечательно, Арончик!

Две фигуры зашли в воду и прошли по мелководью перед Светой — всего в двух шагах, но уже стало так темно, что Света увидела только два силуэта — тонкий женский, и пошире и повыше — мужской. Они чему-то засмеялись, мужской голос опять что-то сказал, но слов было не разобрать, они смешались с удаляющимся плеском шагов.

Это видение — два темных силуэта на воде — с того вечера преследовало ее.

Маленький Арончик рос, и вместе с ним стала взрослой Света. Хотя мама по-прежнему называла ее деткой. А Арончика — наш ангелочек. Андрюшка гордился званием «дяди» и относился к Арончику покровительственно. Каждый месяц бабушкам в Питер слали фотографии, бабушки в ответ изливали в письмах свои восторги и уже «начали думать» о переезде.

Света закончила колледж и получила место секретаря. Зарплата была небольшая, но начальник ценил ее за трудолюбие и ответственное отношение к работе, и обещал со временем прибавить. Один неженатый сотрудник проявлял к Свете повышенное внимание и уже пытался пригласить на свидание, но Света еще не сказала ни «да», ни «нет». Она, конечно, не боялась уже ни мамы, ни папы, но. что-то ее удерживало от быстрого ответа. Хотя сотрудник нравился.

Однажды Света с пятилетним Арончиком стояла в большом магазине, и они оба разглядывали витрину — там смешно двигались зайцы, медвежата, играла музыка. Рядом остановилась коляска с сидящим в ней ребенком лет двух, и молодые родители тоже засмотрелись на витрину.

— Арончик, Арончик как смотрит, у него глазки совсем круглые! — сказала женщина, и они засмеялись.

Света с недоумением взглянула — откуда они знают ее Арончика. А они смотрели на своего ребенка в коляске, он уже привстал и тянул к витрине растопыренные пальчики.

— Лея, он сейчас влезет в витрину! — засмеялся мужчина. Света вздрогнула и опять, уже пристальнее посмотрела на мужчину. Этот голос. это лицо!

Мужчина почувствовал ее взгляд и повернул голову. Мгновение они смотрели друг другу в глаза… Бокалы с шампанским, ливень за окном.

Это виделось ей в его голубых глазах, а что видел в этот момент он. Может быть, ничего.

— Мы опаздываем, — сказал мужчина, отведя взгляд, взялся за коляску и покатил ее. Темноволосая и стройная женщина поспешила вслед.

Он даже не заметил Арончика. А может быть и заметил. Люди, имеющие маленьких детей, всегда замечают чужих.

Мир тесен — обычно говорят. А уж тем более в Израиле. Кто знает, какие встречи, какие пересечения еще случатся, подумала Света. Израиль такая маленькая страна. Эта мысль ее почему-то нисколько не огорчила.

Она приехала всего на одну неделю. Погостить у тетушки, познакомиться заново с двумя племянниками-близнецами (видела их лишь однажды, когда по три года им было), ну и посмотреть хоть одним глазом — больше не успеется — на новые для неё места. На более длительный срок никак нельзя было оставить свое рекламное агентство, конкуренты живенько обойдут и вырвут дорогостоящий кусок из-под носа, бди и бди, как говорится. Да, мама с папой далеко смотрели, когда вкладывали деньги в ее учебу, будто предвидели неожиданный поворот судеб, хотя в то время трудно было предвидеть и надеяться, казалось, было не на что. И вот, прекрасное знание языка привело в Лондон — сначала на стажировку, а потом. Много было чего потом. И приглашение работать и приглашение к любви. Не все сложилось. Но кто знает. судьба-индейка, как говорят в России. Тетушка просила приехать недельки на три, не меньше, ясно давая понять в телефонном разговоре, что надеется подыскать ей «достойную партию» (надо знать тетушку — уже подыскала!), хватит, мол, засиделась, тридцать лет (округлять-то зачем?), пора-пора и т. д.

С непреходящим удивлением думала она о поразительной судьбе их большой семьи. Жили-поживали себе в России, в разных городах, изредка переписывались, еще реже виделись. А наступило смутное и странное время перемен — и разметало всех по разным странам. Лондон, Израиль и даже Австралия, где каким-то образом очутился и осел там старший мамин брат. В следующем году надо съездить в Австралию, так пол-мира и посмотришь.

Тетушка Роза, маленькая, пухленькая, вечно моложавая и безмерно разговорчивая, приняла гостью радушно, суетилась, бегала в кухню, мелко переступая крошечными ножками в тапочках, и все таскала оттуда тарелки с разнообразными салатами, за ними последовала жаренная курица и яблочный пирог (перво-наперво поесть надо, какая ж, Асечка, ты худючая!), потом с гордостью водила по комнатам собственного одноэтажного домика и безумолку тараторила, задавая множество вопросов и вполуха слушая ответы.

Домик находился на окраине Хайфы, в тихом уголке, окруженном кипарисами и неведомыми, цветущими белыми и сиреневыми цветами деревьями. До моря и до всего остального, что так хотелось посмотреть, далеко, автомобилем пятнадцатилетние племянники еще не обзавелись ввиду юного возраста, а дядюшка Соломон — муж тетушки — срочно укатил на несколько дней на своем подержаном «оппеле» в Тель-Авив навестить серьезно заболевшего приятеля.

Но тетушка утешила: завтра придет гость — та самая «достойная партия», а у него и машина есть, он все тебе покажет. Показал! Видимо, всё достойное, за исключением громадной коробки конфет, было у него спрятано глубоко внутри, а снаружи… К весьма невнушительному росту были присовокуплены упитанный живот и толстые щеки, и как ни старался втянуть он в себя то и другое, вызвал у Аси своими усилиями только насмешливую улыбку, а фразы нормальной этот пришелец вообще сложить не мог, обходился междометиями, зато был владельцем продуктового магазина, о чем доложил сразу. Когда принесенную коробку открыли к чаю, гость, видимо на нервной почве, шуршал серебряными обертками почти беспрерывно, и круглые ячейки одна за другой пустели. «А вы не боитесь диабета?» — спросила она. Гость испугался и шуршание прекратилось, он только поглядывал на коробку и на Асю с одинаковым вожделением, но очень скоро опять потянулся пухлой ручкой. Она уже откровенно смеялась. Не над пришельцем, а над наивностью тетушки. В тетушкиных глазах собственные магазин и автомобиль — верх мужских свершений. Тетушка сдвигала бровки домиком и шептала сердито: «прекрати, перестань смеяться, он хороший парень». Парень сорока с лишним лет поначалу почти уверовал, что красивая девушка со светлозелеными глазами радуется его приходу, оттого и смеется, но скоро всё стало слишком прозрачно и пришлось, уже влюбившись в глаза и смех, удалиться с туманным коротеньким словом: «Дела.».