Римма Глебова - У Судьбы на Качелях

Еще три дня выпало Дине провести в счастливом угаре. Поездки, купание в теплом Мертвом море, не купание, а осторожное трепыхание в плотной и скользкой соленой воде, вечерние прогулки на набережной с Ариком, а после прогулок два-три часа в комнате Арика: его сосед, не очень молодой, но очень чуткий и понимающий мужчина до глубокой ночи играл в холле в шахматы.

Потом был «выходной», то есть день без поездок. Почему-то все очень обрадовались и решили отправиться на пляж. Хотя море и прохладное, но можно и нужно загорать, чтобы было чем похвастаться дома. Да еще сказали, что «хамсин», надо же узнать, что это такое.

Пробегая с пляжной сумкой по коридору нижнего этажа, Дина услышала из приоткрытой двери номера мужские голоса. Один показался очень знакомым, как будто Арик, но видимо, она ошиблась: голос говорил без акцента. Она хотела заглянуть в дверь, но дверь как раз в эту минуту закрылась. Любопытной Варваре чуть нос не оторвали, — резюмировала Дина, улыбнувшись.

Хамсин — жаркий ветер из пустыни — нисколько не испугал туристов, переживших очень холодную российскую зиму, они поспешно разделись и как дети радовались теплу, с восторгом наблюдали высокие, завивающиеся белыми пенистыми кудрями, волны, которые, громоздясь одна на другую, торопились к берегу, чтобы обрушиться на сырую, многократно вылизанную ими песчаную гладь. Горячий ветер носил по пляжу песок и щедро сыпал его на подстилки и на головы, то и дело кто-нибудь, хохоча, бежал за улетевшей шляпой, или за игральной картой. Вся группа была на пляже, только Мэри и еще одна пожилая супружеская пара остались в своих номерах, да Арик еще не появился, наверное, проспал.

Горячий воздух сгущался над морем, солнце почти не проглядывало из плотной дымки. Сидели группками — компаниями, что успели сложиться. Дина села поотдаль, не хотелось болтать, играть в карты, она посматривала на низкую каменную баллюстраду, отделявшую пляж от улицы, за которой, в переулке, находилась их гостиница. Вот-вот появится знакомая высокая фигура с бежевой сумкой через плечо… Дина радостно вздрогнула, когда фигура появилась и спрыгнула с каменной ограды на песок.

— РебяТА, хаверим! Там кое-кого обокраЛИ! — сказал Арик громко, чтобы все услышали.

— Что? Что такое? Кого? — посыпались тревожные возгласы. Арик пожал плечами. — НаДО посмотреть. СобирайТЕСЬ!

Все нервно засуетились, торопясь, вытряхивали полотенца, кидали в сумки карты, бутылки с водой, надевали сарафанчики и брюки, и бегом бросились к гостинице.

Потери оказались у тех, кому было что терять. А у кого денег было мало, то же и осталось в сохранности. Да и с больших сумм было взято не все, «оставлено на мелкие расходы» — со смешком сказал кто-то. Вор прошелся по всем номерам на их этаже, как-то открыв двери, а потом просто прикрыл их, но и то не все. Мэри и пожилая пара, разумеется, не пострадали, поскольку были на месте, Мэри и подняла тревогу, когда вышла в коридор и заметила приоткрытые двери и валяющиеся на полу вещи.

Возмущенные туристы собрались в холле и плотно окружили побледневшего и пыхтящего от волнения тучного администратора, он без конца вытирал платком мокрый лоб и время от времени прижимал руки к груди, вернее, к верхней части живота, свисающего над ремнем, и клялся, что деньги найдутся, он уже вызвал полицию, и всё будет бэсэдэр. «А если не найдутся?» — нервно выкрикнула одна женщина. «Будет бэсэдэр», — твердил как попугай, администратор.

Дина была в числе счастливчиков, у которых ничего не взяли. Видимо, ее триста долларов грабитель посчитал не столь существенной суммой. Арик тоже не пострадал, поскольку, запершись, спал, и вышел из номера на шум и возгласы. Динина соседка по номеру тоже радовалась и сказала, что, похоже, вор не нашел ее деньги, потому что она их спрятала… Женя понизила голос — в пакет с прокладками. А может, он не зашел к ним в номер, мелькнула у Дины мысль. Хотя, когда она вошла, дверь-то была не заперта, а в комнате пахло. очень знакомо. Но Дина сразу догадалась — одеколоном Арика, со вчерашнего вечера, когда он час сидел у нее, сохранился запах.

От полиции толку оказалось мало, вор, естественно, не дожидался стражей закона, но руководство гостинницы пообещало возместить потери, конечно, в разумных пределах, ведь никто не заявлял о содержимости своих кошельков заблаговременно. «Я же обещал, — с облегчением, и уже не пыхтя, говорил администратор, — что будет бэсэдэр», и многие смотрели на него весьма мрачно, ибо возврат половины денег (в лучшем случае!) еще не означал, что это «бэсэдэр».

Дина долго плескалась в душе, смывая с тела песок, и думала, куда вдруг подевался Арик, исчезнувший во время нервной суеты вокруг администратора.

Когда она вышла из ванной, то увидела просунутый под дверь белый листок, сложенный вдвое.

Полупечатными буквами было написано: «Вынужден срочно уехать, получил из дома телеграмму. Извини, что так получилось. Удачи тебе! ЗАПИСКУ ПОРВИ!» — подчеркнуто. И еще наспех нацарапанное слово: «прости». Без подписи. Как и без обращения вначале. Если прочтет случайно посторонний, не поймет: кто, кому, и за что «прости». Дина перечитала записку несколько раз и порвала на мелкие кусочки. Ведь мог уехать и ничего не написать. Она бы и так всё поняла, без этого текста и подтекста. За что ей прощать его? За вранье про телеграмму? Нет, за другое. Она видела тогда, в коридоре, во время криков и шума, как он уходит, по направлению к своему номеру, видела, как он дернул головой — хотел оглянуться, но не оглянулся, и это ее царапнуло. Полезла в голову какая-то ерунда. Но она еще на что-то надеялась, ждала.

Обманывала себя, очень старалась, не позволяла себе облечь в отчетливое понимание смутное подозрение. Теперь всё ясно. Это его голос без акцента слышала она сегодня утром, когда пробегала по нижнему этажу. Запах его одеколона — и не вчерашний запах, витал в ее номере. Он такой же «прибалт», как она китаянка. Обзавелся дамой, чтобы меньше на себя обращать своим одиночеством внимания (да и плохо ли — прокрутить скоростной роман, если дама не возражает), и ждал удобного момента. Еще и в благородство поиграл — не забрал у людей последние деньги. Не перед ней ли поиграл, чтобы потом она его не слишком осудила. А разве она осуждает? Не судите, да не судимы будете. Да, ей такой честной и добропорядочной было не противно, не возмутительно, ей было очень грустно, что все уже закончилось и надо как-то протянуть последние дни до отъезда. Арик безнравственен? Пусть так. Ей всё равно. Зачем ей об этом думать? Он замечательный мужчина. Нежный, добрый. Каждый день приносил цветы. Говорил красивые слова. Купил ей серебряный браслет с нефритами и гранатами — вместе выбирали в сувенирном магазинчике. И каждый вечер заставлял терять голову. Им было хорошо вместе, не только ей, но и ему — она это видела и чувствовала. Так за что же прощать?