Римма Глебова - У Судьбы на Качелях

Каждый его приезд из командировки был для семьи праздником. Становилось шумно и весело, и дети даже забывали (увы, временно) про свои ссоры.

Папа дома. Пусть даже он закрылся в спальне и дремлет, укрывшись газетой, или увлеченно смотрит футбол и машет рукой: «Тихо! Не мешайте! Надоели!», но он есть, он здесь. Он может отчитать, и порой — вгорячах и несправедливо, без всякой жалости будет ставить «банки» на подрагивающие от страха детские спинки и еще удивляться: «Что за визг, подумаешь! Ну и дети пошли трусливые!» Трусливые дети боятся огня и горячих банок, но сын однажды заявляет: «Совсем не страшно, даже приятно!»

Случилось как-то, что муж долго никуда не ездил. Холодильник опустел. Я с ужасом представляла грядущее стояние в вечерних очередях. И тут на работе опять стали «распределять» однодневные путевки в Москву. До сих пор мне такая радость не выпадала. Стоит такая путевка всего-то семь рублей, ночь в поезде, днем вместо музеев по магазинам, опять в поезд и домой. И мне досталась путевка! Но что я, маленькая и слабая (а как же!) женщина в силах привезти — одну сумочку, курам на смех! Конечно, вместо меня «по музеям и выставкам» поехал мой муж. Вернулся, нагруженный так, что свалил с себя в прихожей сумки и сел возле них на пол. «Двадцать копеек в кармане осталось, — сказал он, смеясь. — Между прочим, ВДНХ посетил, там магазин хороший есть». А когда-то нас ВДНХ интересовало только выставочными павильонами. Да уж, бытие явно определяет приоритеты.

В самые тоскливые времена — нет командировок, знакомый рубщик куда-то исчез, в магазинах пустые застекленные прилавки, закрытые серой бумагой, или уставленные трехлитровыми банками с уксусными помидорами (как здорово умели портить прекрасный исходный продукт!), я, нарезая тонкими ломтиками сыр, купленный мужем «по случаю», со страхом думала: это еще не голод, раз я сырные корочки обрезаю и выбрасываю, а если действительно будет голод (как в блокадном Ленинграде), чем мы будем кормить детей? Этот страшный образ «ленинградского голода» все чаще нависал над моей головой и мучил ужасными видениями. Поэтому я обрадовалась, когда (уже в «горбачевские» времена) стали выдавать талоны на продукты, — это была гарантия, что какой-то минимум семье обязательно достанется, так что голода точно не будет.

Водочные талоны (а как же, каждому ребенку тоже положена бутылка в месяц) я меняла у алкашей возле магазина на сахарные — к взаимному удовольствию, но несколько бутылок все же купила, и они стояли в шкафчике, дожидаясь дней рождения, или иных праздников «с гостями».

Да, несмотря на такую скудость в магазинах и безумную дороговизну на рынке, приходили гости время от времени, накрывался стол. Как? Чем? На эту тему — пустых прилавков и полных холодильников — множество анекдотов было. Исхитрялись мы, исхитрялись те, к кому мы приходили на очередной семейный праздник, исхитрялся весь народ.

Салаты, салаты (овощи добывались тяжкими трудами в своем крошечном садике-огородике), курица, выстоянная в очереди, налилась соком на банке в духовке, прекрасный торт, испеченный из всего, что нашлось под рукой, неважнецкая селедка — зато под вкусной бордово-свекольной «шубой».

Ах, селедка! Её я не забуду никогда! Но к ней требуется предисловие.

Некоторые продукты мы вдруг стали покупать на работе, то есть в прямом смысле — на рабочем месте. Сотрудники (мужского пола — те, кто помоложе) притаскивали раз в месяц большие коробки с мясом, уже взвешенном по 1 кг. и упакованном в пленку, или батоны вареной колбасы (собачья радость). На эти порции мяса раскладывались бумажки с номерами, такие же номера лежали горкой на чьем-нибудь столе. Взял номерок — найди «свой» кусок мяса, уж какой достался, тому и будь рад.

И как-то быстро привыкли к такому «снабжению». Войдешь в КБ — запах сырого мяса, или колбасный, а потом и квадратные коробки с маслом появились, — нарезали и развешивали (весы выдали в каждую комнату), и сахарный песок привозили на тележках мешками — пол был усыпан скрипящим под ногами сахаром. То ли работать, то ли продукты делить!

Самое удивительное, что работали на совесть (даже обижаюсь, когда говорят, что в Союзе никто не работал), проекты выпускались в оговоренные сроки, хотя были некоторые товарищи, здорово сомневающиеся: а нужны ли эти проекты кому-нибудь?.. Начальники (начальников было много) уверяли, что позарез нужны и устремляли палец вверх — мол, на космос работаем. Интересно, много ли наших приборчиков, один в один слизанных с американских, там летало?.. Тайна сия великая есть.

Так вот, я о селедке. Селедка являлась дефицитом — как, собственно, и всё другое, но ее в то время почему-то вообще не было. Если и давали в магазинах, то днем, а к вечеру только острый дух витал возле опустевшей бочки.

И вот в нашу комнату принесли селедку — три штуки! Столько нам причиталось на 24 сотрудника. Опять номерки, опять, со смехом, «тянули». Селедки мне не досталось. Я пришла с работы. Села на табуретку в кухне. И заплакала. Мое счастье, что никого не было дома — меня бы никто не понял. Из-за паршивой селедки! Да не нужна мне эта несчастная селедка! Но я чувствовала такое унижение! Где я живу? Почему такая чудовищная и оскорбительная у нас жизнь? До чего мы дожили, что делим эти жалкие три селедки, тянем жребий! И еще умудряемся при этом шутить и смеяться! Во что превращается наша драгоценная жизнь, жизнь наших детей — ничтожные радости, незаслуженные страдания, но почему? И за что?

В тот момент я поняла, как я устала от такой жизни. И что ожидает впереди?

А впереди было кое-что еще…

Но тут пришел мой муж и плюхнул на стол передо мной здоровенную жирную селедину. Я посмотрела на нее и осторожно тронула пальцем рыбью морду. Мне почудилось, что она сейчас меня укусит. Вот так и становятся психами.

— Тебе что, не хочется ее чистить? — спросил он. — Так я сам почищу. А ты пока картошкой займись. — Он радостно потер руки. — Ох, как я соскучился по хорошей селедке!

Исчезла в нашем замечательном государстве бумага. Была-была, и не стало её. Провалилась в тартарары. Всегда что-нибудь вдруг исчезало: электролампочки, спички, а теперь пришла очередь бумаги. Все исчезновения нам обычно разъясняли в прессе. Спичек нет — спичечная фабрика устарела и не справляется (одна она, что ли на всю страну). Лампочки пропали — план вовремя не скорректировали, а проблемы с бумагой — так целлюлозный комбинат на Байкале закрыли, экологию портил. Всё и всегда имело разумное объяснение и непременно нам обещали: спокойствие, дорогие сограждане, все упущения и недостатки — временные трудности. Эти временные трудности преследовали бедных сограждан всю жизнь.