Голованов - айный язык птиц

– С какой женщиной? Фамилия, имя-отчество, где живет эта баба?

– Не выяснено, товарищ майор, будем ис…

– Чтоб завтра – хоть из-под земли!… Так, – обращаясь уже к капитану. – А здесь у нас совсем другая картина. Здесь уже другой верховодит. Вот, хорошо видать. Это у нас кто?

– Богданов Петр. Вот, сейчас он поближе подойдет. Остановить? Друг Панкратова, тридцать три года, не женат. Вступает в переговоры, выдвигает требования. Странный тип. На спокойствии. Уверенный в себе. Панкратов – тот на рывке, но возле офиса компании стушевался, держится в стороне. Первым садится в автобус, ведет себя пассивно…

– А этот, вишь, расщеперился…

– Я и говорю: странный тип.

– Так, а Петра Богданова этого…

– Тоже не нашли… После событий ночевать домой не пришел, мать божится, соседи подтверждают, куда делся – неизвестно.

– Опять неизвестно! Ну, мастера! Этих двоих надо брать сегодня же, а все, что вы можете сказать, – «неизвестно». Вы издеваетесь надо мной, что ли?

– Найдем, товарищ майор. Арестуем. Вы только скажите – за что?

– Решим за что, вы задержите… Чтоб на нашу голову чего похуже не было, понял? Нам беспорядков только не хватало… Там народу сто человек уволили, они сейчас ополоумели, банкомат разбили, в офис разбираться приехали – а вы двух главных смутьянов найти не можете! На этих что хочешь вешай: хулиганство, массовые беспорядки… А лучше – просто спровадить их на недельку… Чтоб весь город раком не встал. А то побьют все витрины на хрен – и вот тогда с нас спросят. Не отвертишься – сдерут лычки, будешь, как чурка, улицу мести! Ты понимаешь хоть меня, черт?

– Так точно, товарищ майор, понимаю!

– Дурак ты, что ли? Перестань, говорю, долдонить! Думай давай, как их сюда доставить!

За городом – кладбище старых кораблей. В основном это речные буксиры, отслужившие свой срок, но еще не распиленные на металлолом. Но есть и баржи, самоходки, другие разные корабли. И как во всякой свалке отслуживших человеку верных машин, есть в этой груде кораблей что-то щемящее, грустное: выбитые окошки рубок, оторванные иллюминаторы, якорные цепи, ржа в ноздрях клюзов, мотки канатов на кнехтах, шелушащаяся краска, целые и промятые борта, серебристые доски облезлых палуб – весь этот странный, уходящий, ветшающий мир, в который превратились недавно еще годные речные суда, словно ракушки, отброшенные волной на берег… В этом мире есть даже своя жизнь – кулички у воды, мальчишки, перебегающие с удочкой от корабля к кораблю, две-три бродячие собаки… И – странное ощущение близкого человеческого присутствия, которое проступает здесь – уцелевшим поручнем, здесь – штурвалом с отполированными ручками, здесь – не до конца разоренным интерьером рубки, картинкой какой-нибудь, наклеенной на стену, календарем за 1990-й, к примеру, год, вырезкой красотки из старой «Работницы» или из «Огонька». А один корабль и вовсе кажется обитаемым: тут в каюте гвоздик вбит, висит свитерок, койка застелена, кусок хлеба, яблоко и бутылка минералки на столике… Легко маневрируя меж этих кораблей, на свалке появляется человек. Это Петр Богданов. Он в майке, джинсах, запачканной ржавчиной куртке…

Направляется к довольно большому обжитому кораблю. Влезает на палубу. Садится. Делает глубокий вдох – готовится к медитации.

Долго не получается у него. Он чем-то растревожен, мысли мешают. Наконец приказывает себе:

«Это не тот человек.

Это не тот человек.

Сотри его из сознания.

Сотри его.

Смотри».

Прямо перед ним на носу корабля сидит чайка.

Чайка.

Чайка расплывается в пятно; пятно меняет цвет, из серого становится зеленоватым. Он видит горы, заросшие деревьями в белом цвету, озеро, над которым клубится туман, – прекрасное место. Место силы. Он устремляется внутрь этого пейзажа, ловит туман руками, потом разбегается и нагишом бросается в лазурные воды.

В это время чайка резко вскрикивает.

Не открывая глаз, он слышит на свалке чьи-то торопливые шаги. На этот раз это не мальчишки и не собаки.

Медленно открывает глаза: видит мента, взобравшегося на палубу и осторожно, стараясь не шуметь, приближающегося к нему. Но гнилая палуба под ногою мента все-таки хрустнула. Тот, ускорив шаг, хватается за бок, где висит кобура.

– Богданов?

С разных сторон на палубу карабкаются еще трое.

– Что вам нужно?

– Сука, тварь такая! – ликуя, кричит мент в лейтенантских погонах. – Протяни руки вперед, покажь ладони!

Тот протягивает – и мгновенно оказывается в наручниках.

Кабинет. Лейтенант потеет над допросом Петра Богданова.

– Ты ходил утром к адвокату?

– Да, вот его визитная карточка… Он оказался мелким человеком. Негодным для своей миссии.

– Как это – негодным? Уважаемый человек…

– Одни деньги на уме. Такому нельзя доверять…

– Между прочим, он предупредил нас о твоем визите.

– Тем более он стукач, а не адвокат.

– А ты что? Рабочих бунтовать вздумал? Справедливость искать?

– Нет. Я не занимаюсь справедливостью. Я йогой занимаюсь.

– Йогой? Ну, это еще хуже, – затянувшись, пускает дым Богданову

в лицо. – Тогда объясни, Богданов, почему к адвокату пошел именно ты? И говорил ему, кстати, о несправедливости…

– Потому что каждую мысль и каждый жест надо доводить до конца, – отвечает Богданов.

Лейтенант:

– Вот оно что! А вот такой жест пойдет? – Зло и хлестко бьет Петьку по щеке. – И вот так! – Бьет по другой. – Где Федька Панкратов?

– Не видел со вчерашнего дня.

– Вы ж друзья… Он к бабе своей пошел?

– Не знаю.

– Все ты знаешь… Где она живет, зовут как?

– Говорю: не знаю. Правду говорю.

– Чего желваками играешь? Не нравятся жесты мои? Но я до конца их доведу, запомни. Зашью тебя в статью, как в наволочку.

– За что?

– Раз задержали, значит, есть основания… Ты на свалке чего делал?

– Медитацией занимался.

– А-а-а, – ухмыляется лейтенант. – Это когда ты, значит, сидишь и воображаешь, что ты, тварь такая, пупок, а все остальные люди – козявки, и они – далеко-далеко… Но пойми – они рядом, Богданов. И всегда готовы протянуть тебе руку помощи. По роже тебе еще разок не пройтись – для вменяемости?

– Не стоит.

– Вот. Будешь говорить?

– Я все вам сказал.

– Мбозги, значит, компостируешь? Ничего, денек-другой с тобой поработаем – ты пореальнее все понимать начнешь… – Встряхивает в руке наручники. – А пока вот эти браслетики поносишь: они тебя от гордости пролечат.

Петька с интересом разглядывает лейтенанта.

– Вижу, правда: чтобы выжить в одном с вами мире, лейтенант, надо освободиться от последних цепей. От обыденного сознания.

– Чего ты все изображаешь, не пойму, – йогу своего? Тьфу! – снова выдыхает сигаретный дым Петьке прямо в лицо лейтенант. – Сознание… Сознание я тебе быстро вправлю. А цепи – не тронь. Вашему брату они необходимы, да и всем остальным… История это доказала. И чем дальше – тем необходимее. Как раз для сознания…